Читать «Переиграть время» онлайн - страница 15
Наталья Ломаченкова
— Хорошо, — он вновь опускается на колени перед механизмом. — Я позову.
Отхожу обратно к притихшим детям.
Я не знаю, как мне его отблагодарить. За всё его жертвование собой ради чужих идеалов. Не знаю, есть ли на свете награда, которая сможет вознаградить все его труды. Единственное, что я сейчас могу сделать ради него, чтобы хоть как-то помочь — это остаться. Остаться, и разделить его участь. Остаться, чтобы вновь сказать спасибо, когда всё закончится.
— Ольга.
Мгновенно вскакиваю. Подлетаю к нему. На обычно непроницаемом лице теперь легко читаются все чувства. На лбу выступили крупные капли пота.
Онезорг чуть поднимает руки, давая мне рассмотреть тонкую деталь, которую он крепко сжимает в пальцах. Потом кивает на лежащую рядом на полу тонкую иглу.
— Надо вставить в отверстие. Здесь. Очень осторожно.
Быстро поднимаю длинную иголку. Пальцы немного дрожат, и я с силой сжимаю зубы, ругая себя за подобную слабость. Никогда не думала, что я такая трусиха.
— Всё в порядке, — мягко и ободряюще. — Не бойтесь.
Не бояться?
Миг смотрю в его глаза и киваю. Игла ровно проходит в нужное отверстие; повинуясь ещё одному указанию, крепко зажимаю концы, чтобы она не выскочила. Наблюдаю, как Рудольф бережно кладёт деталь в сторону и устало откидывается спиной на стену. Как озарение —
— Это всё?
Он открывает глаза и слегка кивает.
— Всё.
Хочется одновременно и смеяться и плакать, но я только могу сидеть на полу и совершенно по-идиотски улыбаться, глядя, как он улыбается в ответ. Потом вскочить, потянув его за собой, и прошептать совершенно искреннее спасибо. Подлететь к окну, успокаивающе помахать рукой и крикнуть, что всё в порядке, команда может забирать взрывчатку и снести завал. Хочется подвести Рудольфа к ещё не осознавшим всего детям и сказать им, чтобы они навсегда запомнили его лицо, запомнили того, кто их спас, рискуя собственной жизнью…
Онезорг чуть качает головой и выходит из комнаты.
…Звоню в штаб, рапортую, что задание выполнено.
Через полчаса всё закончено, и мы собираемся уезжать.
Нас провожающие люди замерли в растерянности. Они уже знают, кто такой Онезорг. Знают и что он сделал. Но молчат. И я молчу, потому что дыхание сжимает от стыда за подобное. Молчу, хотя надо кричать — люди, что же вы делаете?! Разве так надо чествовать того, кто рисковал ради вас жизнью?!. Разве так?!..
Но я молчу. И молчит Онезорг, подходя к повозке, запряжённой всё той же лошадью.
— Дядя Рудольф!
Все оборачиваются. Люди расступаются, пропуская маленькую девочку, вырвавшуюся из рук матери — ту самую, что так испугалась немца. Ту самую, что плакала там, под завалом, рядом с готовой взорваться в любой момент миной.
У неё в руках наспех сплетённый венок из полевых одуванчиков.
Она останавливается прямо перед замершим мужчиной, внимательно рассматривает его, словно решая, действительно ли я говорила правду. Потом командует:
— Наклонись!
Все затаили дыхание, когда Онезорг медленно садится на корточки, и ребёнок торжественно надевает венок ему на голову.
Рудольф распрямляется, легко подхватывает девочку на руки, и она визжит от удовольствия, обхватив его за шею. И я впервые вижу на его глазах слёзы.