Читать «Съешьте сердце кита» онлайн - страница 147

Леонид Михайлович Пасенюк

Я мог бы и раньше уехать — так и быть, с заездом в Южно-Сахалинск, чтобы потолковать в обкоме комсомола обо всем, что узнал и увидел. Но без Сони я уже не мог…

Хотелось бы повстречаться и с Машей Ростовцевой, чтобы вручить ей грамоту из рук в руки, для верности, для собственного успокоения.

Мы решили с Соней в последний раз пройтись на Матокутан. Уже начался октябрь, а пятого числа ожидали пароход. Но на острове в узких бухтах вода стала теплей, чем летом.

Соня вышла заспанная и невыспавшаяся. Она постоянно недосыпала — вероятно, из-за боязни пропустить что-нибудь интересное и значительное, что могло бы произойти в мире, пока она спит.

Как обычно, мы прошли к самой горловине бухты, куда доносился слабеющий шум океанского прибоя, где вода была позлей, и расположились на давно облюбованном дощатом щите.

Было парновато, душно: недавно отшумел очередной тропический циклон — наверное, последний, — им в этом году и счет уже потеряли.

Ерзая боками по шероховатым доскам, косились друг на друга — это был тот случай, когда без слов трудно, как-то неуверенно и неуютно. А говорить слова — боязно.

Я ждал, что Соня расскажет больше о себе, о жизни, которою жила свои двадцать два года, о родителях. Даже незначительные слова приобретали в ее произношении звон серебра и меди, до озноба меня волнуя.

Может, Соня поняла это, может, уже невмочь стало ей, но она сказала впервые «ты», впервые назвав меня уменьшительным именем:

— Видишь ли, Павлик… Мне очень хорошо было в Вильнюсе… не знаю почему, вообще хорошо. На производстве. В городе. Все знакомо, все были такие свои. А в семье мне было скверно, очень скверно. Мать моя умерла еще в годы войны, я немножко жила у теток — то у одной, то у другой… А папа там, на фронте, сошелся с одной женщиной… тоже военной. Лейтенант она медицинской службы. Вот эта женщина-лейтенант и стала моей второй матерью.

Я не нашла с ней контакта. Я, конечно, не была на войне, но это не моя вина, и если бы пришлось, я ведь тоже рукодельем не занималась бы, а взяла бы автомат… в общем чего там гадать?.. Я бы вела себя не хуже других. Но если она была на войне, это еще не повод, чтобы на меня кричать. Я не люблю, когда на меня кричат. Не то что я к этому крику не могу привыкнуть — я не люблю крика.

Я понимаю, что она женщина нервная, и ничего не говорю против. Понимаю, что фронт. Но я не могла позволить, чтобы на меня кричали по каждому пустяку. У нее нервы, но ведь и у меня не веревки! Так не лучше ли было уйти вообще? Уважая ее нервы, но уважая и себя…

Правда, перед этим я серьезно потолковала с отцом. Мне это надоело. Я сказала наконец: папа, давай поговорим, как коммунист с коммунистом…

Я живо к ней повернулся. Я был изумлен. Я переспросил :

— Ты коммунистка?

—- Да. А разве я тебе не говорила?

— Нет. Ты мне вообще ничего о себе не говорила.

— Ну уж, неправда. Я говорила про отца, еще что-то о техникуме… Ты слушаешь дальше?

— Конечно!

— Ну вот… С отцом в общем мы ни к какому конструктивному решению не пришли, я забрала свои манатки, чемоданчик, то, се — и была такова. Понимаешь, получилась такая ненормальная картина, что я жила в общежитии, а моя подруга у нас, у моих родителей, то есть как бы на квартире, что ли. Это же смешно!