Читать «Съешьте сердце кита» онлайн - страница 145
Леонид Михайлович Пасенюк
— Нет, нет, Павел, я пить не буду, — замахала Соня руками.
— Ну хорошо. Я и не настаиваю. Я тоже не буду пить.
Мы помолчали, сразу оробев. Потом я сказал:
— Соня…
Она быстро-быстро проговорила:
— Не нужно. Не сейчас, Павел! А, была не была! Давайте-ка выпьем все же этой косорыловки — день рождения у меня сегодня или нет? Имею я право или не имею?..
— Я провожу вас немного, подышу свежим воздухом, — сказала Соня, надевая свой черный с клиньями джемпер.
Воздух был чуть моросисто влажен. Пахло морской капустой.
На корявом, с гнутыми досками мостке через речку («Уберите эту речку») стояли в кружок девушки — так, что и не обойти их («Уберите этих девок»). Они довольно слаженно, сильными голосами пели о том, что «…денег нет, денег нет в карманах узеньких брюк, а жить так хочется без всяких забот и мук…».
На столе ритмично покачивалась тусклая лампочка.
Одна из певиц неожиданно хлопнула меня по плечу.
— О дядя, свитер у тебя хороший!
Я опешил, пробормотал в ответ что-то наудачу. Сразу почему-то вспомнилась Жанна Вертипорох — и я допустил здравое предположение, что эта, которой понравился свитер, тоже в свое время мечтала стать шофером такси.
Соня глухо, но с силой проговорила:
— Ненавижу!
— Кого?
— Вот этих… которым жить так хочется без всяких забот и мук.
Я растерялся.
— Ненависть — это в конечном счете не лучшее из чувств, — сказал я, помешкав, не сразу подбирая нужные слова. — Следовало бы поискать общий с ними язык. Ну, даже как-то побороться с тем дурным, что в них есть. Даже в дружинники ради этого пойти…
Соня вздохнула.
— Можно и в дружинники. Но это всего лишь полдела. Да и потом, чтобы бороться с безобразиями, с разной такой грязью, вовсе не обязательно быть на это уполномоченным, носить в карманчике удостоверение. Вопрос — как бороться? Это ведь нужно умеючи делать. Ну хорошо, а вы… вы знаете, как можно изменить, перевоспитать… таких вот?
Вздохнул и я.
— Э, я был бы Лев Толстой тогда. Я только убежден, что нельзя создавать искусственных барьеров между такими, предположим, как Жанна Вертипорох, как эти певички на мосту, с одной стороны, и между вами, Музой, Викой, Дианой — с другой… Вы должны быть вместе и заодно.
— А мы и так вместе… в общем. Но разговор у нас о частных случаях.
Я остановился.
— Кстати, мне вспомнился один такой частный случай. Вы дали денег Жанне Вертипорох, когда она уезжала. Это как будто не в ваших правилах…
Остановилась и Соня, но так, будто налетела на невидимую в темноте преграду. Я даже испугался, что она ушиблась.
— Нет, нет, — сказала Соня, — это просто от неожиданности… это вы уличили меня в предосудительном поступке. — Она немного успокоилась.— Да, я на самом деле дала ей денег. Но по-иному я с ней никак не сумела бы разговаривать. Я сказала ей: «Ты накрашенная дура». Я так и сказала ей: «ты дура», а что ей можно еще сказать?.. Ты дура, говорю, весь твой прелестный цвет лица при таком образе жизни — с натяжкой до двадцати двух лет, а тебе уже девятнадцать. А потом уже тебе мальчики не станут таскать масло, чтобы ты жарила свои несчастные блинчики. А она говорит: ладно. Все мы, мол, теряем цвет лица так или иначе. Я говорю: да, с той только разницей, что я рассчитываю на хороший цвет лица в худшем случае хотя бы до тридцати пяти лет, а ты на этот срок рассчитывать не можешь. Да и вообще — на что ты можешь рассчитывать?.. Вот я даю тебе деньги, но это чистая случайность, на меня что-то нашло, я презираю таких, как ты, но я даю тебе деньги, которые мне самой вот как нужны, — даю, потому что у тебя действительно безвыходное положение, и уезжай ради бога отсюда, и не связывайся больше ради бога с такими подонками, как этот твой артист-ветеринар. Неужели ты такое, говорю, ничтожество, что даже на муку и масло для себя не заработаешь?.. Вот так мы поговорили славно. Я думала, правда, что после этого разговора она денег у меня не возьмет, но она взяла. Ей еще в завкоме от излишней сентиментальности какую-то сумму отчислили — и подалась она на материк.
