Читать «Книгоедство» онлайн - страница 235
Александр Етоев
Сам Зощенко, правда позже, в самом начале 30-х, заявлял, что готов «печататься на обертках конфет в миллионном тираже». Я думаю, что если бы такое его пожелание осуществилось, сейчас такая обертка ценилась бы среди собирателей на вес золота. Разве, покупая конфеты, человек заботится о конфетном фантике? Ну прочитает он пару печатных строчек, пока развертывает конфету. А после швырк этот фантик в урну, если он человек культурный. Или же швырнет себе под ноги, как делает большинство несознательного населения нашей обширной родины. И где он после этого, этот фантик?
Я вот тоже жалею – был в начале 90-х напиток под названием «Наша водка». И в качестве рекламной уловки на этикетке этой водки печатали мелким шрифтом рассказы Зощенко. То есть можно было купить этой водки, к примеру, ящик, отделить, подержав над паром, наклейки, переплести их в аккуратную книжечку и иметь таким образом собрание рассказов писателя.
Очень, кстати, хорошим ходом с точки зрения повышения культурного уровня населения, практически поголовно пьющего, такая литературная реклама на этикетках является. А то ж от водки только зло и убытки. Как в рассказе «Опасная пьеска» из книжки «Социальная грусть», когда артисты одного уральского театра на сцене по ходу спектакля устроили натуральную пьянку и, хорошо, благородными оказались людьми – другие бы на их месте, «наклюкавшись, стали бы в публику декорациями кидаться».
В юности Георгий Леонидзе входил в литературную группу «Голубые роги», блиставшую такими звездными поэтическими именами, как Тициан Табидзе и Паоло Яшвили. Его стихотворение «Автопортрет» перевел Мандельштам, когда летом и осенью 1921 года побывал в Грузии.
...Стигматы расы я читаю, как цветы,
Трибун парижских толп и вольный князь картвелов.
Знамена Грузии мне реют с высоты,
И солнце в родовых походах поседело.
Купель поэзии – мне – виноградный чан.
Я душу бросил в яд, как в сусло золотое.
Люблю, близнец Рембо, я сумасбродство злое.
Мне в предки Теймураз и Чавчавадзе дан.
Воскресная газель, косуля молодая, —
Я черный Nevermore последнего трамвая.
И вот Nevermore и близнец Рембо в благодарность за щедрость души великого кремлевского горца, который даровал ему жизнь и оставил при писательских лаврах (в отличие от расстрелянных Яшвили и Табидзе), пишет эпическую поэму, озаглавленную коротко: «Сталин».
В «Прологе» с высоты ангельского полета ретроспективно дана история и география Грузии, затем круг полета сужается, и перед нами центр вселенского мироздания – крепость и город Гори, «родина великого Сталина», как написано на стр. 126 в примечании к стр. 12. Время действия – канун рождения героя поэмы.
Богатей забрал умело,
Льстиво княжий нрав хваля,
И помещичьи поместья,
И дворянские поля.
Такова общественно-политическая обстановка в горной стране. И люди, и сама природа томятся в ожидании героя, который придет их освободить. И вот он приходит, герой, маленький Сосо Джугашвили, сперва ребенок («Детство»), затем отрок («Отрочество»). Последняя глава книги, написанной «вольным князем картвелов», называется «Разгромим князей!». Книги «Юность», «Зрелость», «Мужественность» и прочие, насколько я знаю, так и не выходили. То ли писатель спекся, не выдержав творческого напора, то ли время переменилось и тема перестала быть актуальной, то ли автору хватило гонорара за «Книгу первую», чтобы медленно дожить до счастливой старости.
