Читать «Книгоедство» онлайн - страница 134

Зреет ребенок – и в час заревой

Падает в мир для борьбы и любви...

Вот такие удивительные открытия совершаешь иногда невзначай по дороге к туалету в ЦСЛК.

«Коллекционер» Джона Фаулза

В свое время, не помню уж у кого, прочитал я такую фразу: музей – это кладбище культуры. В книге, где я ее отыскал, говорилось о ночных прогулках по Риму, об античных статуях в трепещущем свете факелов, об иконах, слепнущих на музейных стенах и теряющих свою духовную силу. Возможно, это был Розанов – мысль вполне в его духе. Если так, и русский философ прав, то и коллекционер, логически развивая мысль, – кладбищенский сторож культуры. Все это рассуждения парадоксалиста. Розанов парадоксалистом и был.

В действительности, в истории, то есть жизни общества, парадокс – явление органическое. Чем больше демократизируется общество, тем меньше его тяга к прекрасному. Или, как сформулировал Освальд Шпенглер: чем выше уровень цивилизации, тем ближе гибель культуры. Прекрасного на всех не хватает. Прекрасное исчисляется единицами. Раньше решалось просто: горстка богатой аристократии держала в своих руках рукотворную сокровищницу культуры. Но времена голубых кровей потихоньку уходят в прошлое. Даже само понятие «голубая кровь» в нашу переменчивую эпоху воспринимается как неприличный намек. Меняются знаки времени, меняется семантика слов. Искусство подменяется суррогатами. Как у Фолкнера в доме Сноупса, где бронзовые ручки дверей – не бронза, а подделка под бронзу. Обесценивается культура – поэзия вытесняется бескостными эстрадными текстами, картины – дешевыми репродукциями, музыка – той же самой эстрадой с однообразными электронными ритмами.

И, естественно, перед человеком, мучительно это переживающим, встает проклятый вопрос – как быть? Как сохранить культуру? Наверное, Розанов прав – эффект от иконы в храме или от скульптуры в саду сильнее, чем когда они экспонируются в музее. Но, с другой стороны, настоящая картина, вывешенная в музее, – это не репродукция из журнала «Советский воин». И бюст Антиноя в музейном переходе дворца – это не гипсовая спортсменка в заплеванном скверике у вокзала. А вывеси картину Рембрандта на стене хрущовской пятиэтажки – кто знает, не произойдет ли с ней то же самое, что и с Мадонной Рафаэля в знаменитом рассказе Брэдбери. В лучшем случае ее украдут, чтобы выгодно сбагрить коллекционеру.

Вот – добрались и до коллекционера. С одной стороны, фигура эта для культуры несомненно спасительная. С другой стороны, да, действительно – это мрачный паук, который ловит невинных бабочек, хранит их в своем углу, сосет из них в одиночку кровь, наслаждаясь красотой умирания и мучаясь от своего одиночества.

Философия коллекционера проста. Фигура его трагична. Умирает не только бабочка – умирает сам собиратель. Живой внешне – он только кокон, внутри он мертвое существо. И только вдруг, иногда вспыхивает внутри желание – когда новая жертва попадается к нему в сети. Книга, картина, бабочка или живой человек. Ведь и маньяк-убийца по сути тот же коллекционер, он вдохновляется, когда преследует свою жертву (погоня за раритетом), с нежностью убивает ее, пополняет свою коллекцию, а потом – наступает скука, нужна новая жертва, чтобы наполнить мертвую оболочку тела временным подобием жизни.