Читать «Последний костер» онлайн - страница 2

А тот был на какой-то невообразимой высоте, на такой, что даже дух захватывало: живут людишки-то, значит, вона, как живут-то.

Посмотришь на него и подумаешь, что это он только что так лихо и красиво промчался на тройке по родной деревне, а из сапог хромовых бархатные портянки свисают, как у тех золотошников, что когда-то в детстве довелось видеть Мефодию. По нескольку раз за зиму выходили так всей деревней встречать гостей.

И совсем неважно, что гости те, в большинстве случаев, даже не останавливались, уносились со своими снежными клубами в далекую неизвестность. Важно было знать, что и в этой далекой неизвестности, в той неведомой стороне – стране, тоже живут люди, конечно, получше живут, но это же даже хорошо. Ох, как хорошо.

Весной зимняя дорога начинала темнеть, раскисала, выпячивалась рваными клочками соломы. Мефодий в это время ходил смурной и в сторону реки старался не смотреть. Потом зимник вообще уносило ледоходом, и мужик снова начинал улыбаться, снова радовался жизни, трогал шершавой ладонью шесты, что стояли в углу, предвкушал скорую рыбалку.

Жили Мефодий с Акулькой не богато, но и нужды большой никогда не пытали. Молодость помогала и край богатейший. Хоть рыбу добывай, хоть зверей промышляй, всего вдоволь. Здоровьем Бог не обидел, страсть к охоте батяня привил. Не сиживали, в общем, голодом-то.

Ванятка родился к большой радости. Жалели лишь о том, что старики не дожили до внука, уж больно ждали. А померли, как ветром сдуло. Были, и нет уже. Так и объяснили тогда – поветрие. Кто его знает, может и поветрие, а, может, и какая другая болезнь приключилась.

В тот год многих стариков подобрала костлявая. Только к Рождеству прекратился мор, земля дюже крепко сковалась, – север. А то бы помаялись долбить могилки-то. Мефодий в ту осень хорошо поохотился, почти сорок пучков белки принес, да горноки были, да и мяса не мал'o добыл. С радостью шел домой, а там пустовато. Одна Акулька брюхатая сидит. Не получилось радости.

Да ладно хоть Бог уберег бабенку, с одной же посуды и ели, и пили, да все общее. А вот, поди ты, целехонька. Даже не хворала. Мефодий в ту зиму больше не ходил в лес, – жену караулил, попустился и мясом добытым, и плашником. Зато вон какого сына состерег. Сам роды принимал, не побежал за повитухой. Как уж получилось, а все свое. С молитвой да с любовью и управились.

А Акульку он и вправду любил. Не говорил об этом, конечно, а другой раз и гаркнет даже, если что не так, или замешкается, но любил. Пальцем тронуть, – упаси Боже. На охоту уходил по осени, сколько раз наказывал отцу беречь невестку. Хоть и так знал, что не обидят не в жизнь, а все наказывал. А вышло вот оно как. Да что теперь. Не воротишь. Лето в Мартынове – пора сытная. Только не ленись, маломальские сетёшки разбрось и все, с рыбой. А там и лучок на грядочке стрелку к солнышку потянул, глядишь и первый огурчик уже сорван.

Не один Мефодий в деревне охотник, есть мужики, но самый ловкий и богатый солонец у него. Только зазеленела травка, всё, потянулся мужичок с вечера в хребет.