Читать «Книга для учителя. История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР» онлайн - страница 88
Автор неизвестен
Господин председатель!
Я получил Ваше почтенное письмо от 14 сентября с.г., в котором вы меня просили достать Вашему делегату в Москве г. Владимиру Верлину, которого МККК считает вполне беспристрастным лицом, разрешение посетить места заключения СССР для политических заключенных.
Я не преминул исполнить Вашу просьбу, снесясь по этому вопросу с компетентными органами своего правительства. Как выяснилось, лица, преследуемые за политические преступления и проступки, высылаются в разные места СССР на жительство и содержатся в предварительном заключении лишь во время следствия по их делу. В это время сношения их с посторонними лицами по существующим законам не разрешаются. Что касается лагеря на Соловках, то там, в настоящее время, находятся только уголовные преступники.
Оставаясь всегда в Вашем полном распоряжении по всем вопросам, в коих я могу быть Вам полезным, пользуюсь этим случаем, что и т. д.
Председатель Исполнительного комитета
Союза О[бществ] Кр[асного] Кр[еста]
и Кр[асного] Пол[умесяца] СССР
[…] Обращаемся с просьбой, которой просим уделить минимум внимания.
Мы, заключенные, которые возвращаемся из Соловецкого концлагеря по болезни, которые отправлялись туда полные сил и здоровья, — в настоящее время возвращаемся инвалидами, изломанными и искалеченными морально и физически. Просим обратить внимание на произвол и насилие, царящие в Соловецком концлагере, в Кеми и на всех участках концлагеря. Такого ужаса, произвола и насилия, и беззакония даже трудно представить человеческому воображению. Отправляясь туда, даже в мыслях не предполагали такого кошмара и теперь, искалеченные, сами и от нескольких тысяч людей, там находящихся, взываем к руководящему центру Советского государства положить предел царящему там ужасу. Недостаточно того, что ОГПУ бесконтрольно, без суда высылает туда даже в большинстве случаев невинных, в большинстве рабочих и крестьян (не говоря о преступниках, заслуживающих наказания). Бывшая царская каторга в сравнении с Соловками на 99 % имела больше гуманности, справедливости и законности. Высылаются люди в Соловки, в большинстве пролетарии, без всякого повода и дела, имевшие несчастье в годы общей разрухи, нищеты, голода и холода попасть в водоворот борьбы за существование и совершившие преступления, за каковые в свое время наказание перед законом и обществом понесли и возвратились к честному труду, от которого временно, повторяем, уклонились. Т. е. считаем, что кошмарное прошлое с голодом и муками прошло, и тихо, и мирно работали на госфабриках и заводах, и, несмотря на это, большинство находящихся на Соловках сняты с работ, оторваны от честного труда и семьи. Семьи и дети брошены на произвол судьбы, увеличив тем и без этого огромные кадры беспризорных. Это не выдумка, а факты, которые всегда можно проверить.
Но этого недостаточно. Пусть было бы так, раз существует такое право или закон, что людей можно невинно наказывать. Но почему нельзя дать хотя бы возможное существование, не обрекая на муки и страдание. Например, люди, имеющие деньги, устраиваются за те же деньги, и вся тяжесть опять ложится на рабочих и крестьян, к несчастью не имеющих денег. И влачат жалкое существование при непосильных работах раздетые, чуть ли не голые, питаясь падалью, так как паек выдается при непосильных работах ничтожный. Если я сапожник, то за 20–30 руб. могу быть слесарем, так же и другие примеры есть сотни и тысячи. Избиение и издевательство дошло до таких кошмарных пределов, что выразить невозможно. Люди мрут как мухи, т. е. умирая медленной, мучительной смертью. Повторяем, что все эти муки и страдания ложатся на плечи лишь пролетариату, не имеющему денег, т. е. на рабочих, имевших несчастье, повторяем, попасть в полосу голода и разрухи, сопровождавшихся после октябрьских событий, и совершив преступления, лишь спасая себя и семьи от голодной смерти, за каковые наказания в свое время понесли однажды и громадное большинство стали на честную трудовую жизнь […].
