Читать «Литературная Газета 6462 ( № 19 2014)» онлайн - страница 35

Почему мы вообще говорим о «дюмаграфии»? Во-первых, Чертанов противопоставляет себя прочей, писавшей о Дюма братии, которую чаще всего именует собирательно «биографами». Во-вторых, в книге есть некая благостная заданность, роднящая её с таким интересным жанром, как агиография. И это, в общем, неплохо. Сверхзадача – прекрасно, безумству храбрых поём мы. Но рискующий должен понимать, что за ним будут следить пристально.

И если автор позволит себе кокетливо заключить, что, мол, мы (имеется в виду – мы, мужчины) «не любим впускать женщин в свой мир. Сразу рубим головы», – это будет выглядеть смехотворно на фоне бессчётных рассуждений о том, как явственно Дюма тянулся именно к умным, незаурядным женщинам, коих вокруг него было немало, но они редко отвечали на его пылкость. (И вдвойне смехотворно для тех, кто вспомнит невеликую тайну, что под псевдонимом Максим Чертанов скрывается женщина…) Когда удивлённый читатель освоится с этим бесконечно противоречивым и столь же безапелляционным изложением, ему будет не так-то легко принять магистральную идею книги, которая заключается в том, что Александр Дюма-отец, во-первых, был совсем как настоящий историк и даже лучше, а во-вторых, ничего не выдумывал, потому что не умел.

Для того чтобы опровергать Чертанова, вовсе не нужно тянуть с полки энциклопедию. Надо просто внимательно читать эту дюмаграфию и тихо, безобидно развлекать себя побиванием цитаты о цитату. Например, Чертанов пишет: «Ни один историк никогда претензий к Дюма не предъявлял, наоборот, хвалили». А вот, собственно, похвала «коллеги Тэна» – философа, искусствоведа и историка, коего называть «коллегой» Дюма довольно затруднительно, ибо, по скромному мнению самого Тэна, Дюма – «не историк, но один из величайших поэтов Франции».

Неумение Дюма выдумывать – вплоть до пафосного чертановского «мы уже знаем, что он ничего не мог выдумать», – забавная выдумка, которая будет повторена многократно и не раз автоопровергнута (так, упомянут «выдуманный Дюма народ москито»). Очень умилительно Чертанов пишет о том, как Дюма ничего не выдумал в своей перелицовке «Гамлета»: «призрак короля превратил в галлюцинацию… переделал характер Гамлета: убив Полония, тот терзается муками совести и вообще куда добрее и «прямее», чем оригинал… галлюцинации он дал даже больше воли, чем Шекспир: в финале та загробным голосом выносит моральные приговоры Гертруде, Клавдию и Гамлету, который остаётся жить... Впрочем, то, что Дюма оставил, он перевёл почти дословно». И сия последняя фраза есть решительный аргумент в пользу всегдашней достоверности Дюма!