Читать «Украденная книга» онлайн - страница 34

Раушенберга – Жолобов ее разбил. Впрочем, не жалко. Надо мою старую верную “Минольту ” завещать Гетону. То, что я Лене дарил, почти все увезли на Сахалин.

В Сочи, на “Кинотавре ”, она сделала две кружки со своим портретом: одну тут же подарила на день рождения Сергею

Маковецкому, другую – мне: с одной стороны она улыбается, с обратной написано “Я люблю тебя ”. Тоже увезли.

18 марта

Сегодня по каналу “ Культура ” будет фильм “Воспоминания о Лене

Майоровой ”. Позвонил с утра Мочалову и заказал ему фильм

“Леночка ” на три часа. Сказал: “Приходи за авансом. Делай не спеша и не про нас, козлов, а про Леночку, и обязательно копию для Машки Шиманской ”.

Вот так я, Леночка, привыкаю к тому, что тебя нет. Заходят ко мне и звонят все меньше и меньше. Был только что Пелехацкий, удивился: тебя что, в больнице постригли? Правда, он сам болел гриппом, а сейчас или “Лукойл ”, или “Онексимбанк ” хотят разогнать всю “Неделю ”. Редактор Сорокин в больнице с гипертоническим кризом, потому никто не знает, выйдет ли завтра

“Неделя” или нет. И даже не потому, что в больнице, а потому, что некуда мудаков из развалившейся “Столицы ” пристроить. И т. д. Собрания, письма – страсти. И денег не платят. Лукойлы. Был такой Оле-Лукойе, теперь Лукойлы сказками заправляют. Короче, там, за окном, Леночка, тоска смертная – красоты уже нет, а мир пока есть. Я, если честно, и фильм о тебе уже посмотрел, а вот спокойненько пишу. Ну чего мне о нем говорить – нечего, Леночка.

Нет тебя там почти. А кто-то, я знаю, глядя его, плакал – правда-правда, мне звонили. Если честно, все может быть, потому что я впервые видел, как ты двигаешься. Со дня твоей смерти я видел только твои фотографии. И раза три во сне. Не записывал сны по причине страха. А сейчас если что мне и снится, то я ничего не помню. О, яды!

19 марта

Утром просыпаешься, молишься, завтракаешь и хочется пошутить. Не спеша. По-тянуться, зевнуть и спросить: “Ну и что вчера Шкаликов учудил? ” – или: “Как там Мишка Ефремов? ” Незаметно втянуться в узнаваемые подробности, пристроиться за трельяжем, наблюдая легкий макияж, зевнуть, чтобы услышать: “Просыпайся и иди в мастерскую. Иди-иди работай, художник ” – и… пошутить. Чтобы поймать в зеркале твои сердитые глаза, готовые брызнуть мне в самое сердце – от смеха. Ах, как не вовремя – ведь ты спешишь на репетицию, и нога твоя меня сводит с ума, и рука на ноге, и губы, вытягивающиеся к губной помаде, я скребу пальчиком по твоей шее, ты прижимаешь к губам указательный пальчик: “Вечером

”. Ах, какой мучительный день до самого вечера! Это ж сколько всего придется делать, а сколько не придется – именно потому, что “ вечером ”.

Пойду в мастерскую не спеша, разглядывая все, что попадется, но дел не буду делать никаких. Ничего делового. Красить картинку, пить кофе, слушать музыку, красить, но дел – ни-ни. Важная встреча, давно где-то ждут – ни за что, потому что “ вечером ”.