Читать «Украденная книга» онлайн - страница 27

Ты всегда думал, что я навсегда – вот здесь, где мы живем и хлопаем дверьми, ты и не взрослел потому, что я – навсегда, ты одного боялся – умереть раньше меня. Потому чуть что – укутывался одеялами, хныкал, требовал, чтобы я непременно закопала тебя в землю, поставила деревянный крест, а картины долго не продавала. И половину всего – Никите. И пусть Макс издаст твои дневники – для того и пишу, говорил, чтоб подскочили цены. Ты говорил: тогда я всех обеспечу.

Бедный Сережка, что было в твоей голове? Когда ты так боялся смерти, ты совсем забывал обо мне, но требовал: сядь рядом, дай руку, не уходи, положи руку на сердце. Ты любил смотреть мне в глаза, но именно тогда, когда мне это было необходимо как жизнь, ты смотрел в потолок, в пол, морщился, а у меня сердце разрывалось, и я думала, что всем обуза, нелюдь, что попала к вам, к людям, случайно. Когда я говорила “ вы ” – ты морщился

(это тот, кто меня любит!) и мечтал об одном: скрыться, убежать, забиться в угол, пока не пройдет. А ведь я ждала, чтобы ты только погладил меня, не обнял, нет, а только погладил волосы.

Я не оказалась “ железной леди ”, какою ты хотел сделать меня для людей, – ты учил меня быть ею, но не скрывал, как тебе эти леди противны. Ты учил меня – такую беспомощную – социальной паранойе. Ты ничего не понимал: ты гордился тем, что я никогда не вру, но учил врать. “ Этим посторонним людям – ни слова правды, – учил ты, – хватит с них “Золушки с Сахалина ”.

Посмотри на себя, всех действующих принцесс и королев можно отправить в ПТУ, я сделаю из тебя сразу трех идолов: сексуального, духовного и душевного ”.

Благо ты вскоре забывал. Утром мы улыбались и смотрели друг другу в глаза. “В конце концов, – это говорила я,- мы просто любим друг друга ”. В пятницу я сказала тебе: “Мы творим ужасные вещи, но мы ведь люди хорошие и любим друг друга ”. Эх, зачем ты уехал в пятницу по своим делам?

Я взгрустнула сейчас, Сереженька, как земная, прости меня, все было как было ”.

Да, родная моя, все случилось не так – да ведь и не дано знать!

Ты не похоронила меня, крест деревянный не поставила. Я слабею – и натурально – без всяких “ ой-ой-ой ”.

20 февраля

Ты идешь мне навстречу и улыбаешься. Ты очень точно ступаешь, но совсем легко, руки твои заняты сумками. Когда ты идешь впереди, я смотрю на твои плечи, шею, на твои ягодицы, локти – не важно на что, – и всякий раз – в сотый, тысячный – думаю: ничего не видел красивей. Бог с ним, кому-то, может быть, что-то другое красивей, а вот мне недостаточно самого этого слова.

“Красивей ”,- думаю я,- ерунда, есть же еще какое-то слово, есть слово, от которого сжимается сердце, – “ родней ”, но с этим так тяжело идти за тобой, нужно еще какое-то слово, метафора, какое-то ощущение, чтобы идти и просто смотреть. И вдруг – не часто – спина твоя опускается, голова склоняется к земле, ты смотришь под ноги, и шаги твои замедляются – самое красивое тело на земле сникло. Стоп. Я видел, какой поникшей ты шла к автобусу на Тенерифе, когда нас, только принявшихся рассматривать и обсуждать русских матросиков с “Крузенштерна ”, примостившихся невдалеке от нас на золотом песке, завезенном из