Читать «Украденная книга» онлайн - страница 26

Сергей Шерстюк

” Восторженно обхватывала мои плечи: “Сережа, что это? Вот это да! ”

Глаза. Опять вот то самое, не подвластное разуму, – твои глаза.

Ты видела, чего не видел никто. Если ты видела, то мгла становилась зримой – не для меня, погруженного во внутренний хаос и непроглядную реальность, – зримой вообще. Можно было жить. Зримые издавна звуки. Накатывалась волна. Шуршала под ногами галька. Хлопали двери. Теперь – тишина. И в этой тишине я не знаю, кто я такой. А как можно знать, если не видишь?

19 февраля, первый час ночи

Все дальше наша жизнь от нас. Любимая Леночка, сядь напротив меня, ясноглазая, и спроси: “Сережа, что с тобой? ” Спроси:

“Почему тебе все хуже и хуже, почему день ото дня ты все слабее и слабее, почему тебя не радует снег за окном, дом напротив? Наш дом напротив, который я вдруг нашла в Риме, и просидела полночи, выкуривая подобранные под Колизеем окурки, и не могла оторвать глаз, и мне казалось, что мы смотрим вместе, и было так тепло, и казалось, что кипит поставленный тобой чайник. Утром я была в

Москве, кипел чайник, я стояла у подоконника и смотрела на тот самый дом – вот он, подойди к нему и погляди сквозь ледяные узоры, представь меня на скамейке в Риме: вот я сижу, закинув ногу за ногу, кручу окурок над пламенем зажигалки – дезинфицирую и думаю о тебе. Я думаю: мой любимый Сереженька ждет меня, а мне так хорошо глядеть на этот дом – я ведь не узнала его в Риме, – как будто мы сидим вместе. Я знаю, что ты присядешь где-нибудь на лавочке – на Патриарших прудах, в центральном парке, на

Страстном, на диванчике в мастерской – и разговариваешь со мной.

Я завидую этой твоей привычке говорить со мной, едва расставшись; тебе удается, потому что ты художник; я же актриса, вынужденная говорить со всем театром. Я актриса, а ты художник.

Все удивлялись, что ты так мало меня рисуешь, не только актеры, но и твои друзья-художники. Помнишь, что сказал Леша Сундуков, впервые меня увидев?

“Сережа, ты должен рисовать ее каждый день, причем в полный рост. Да-да – тебе больше ничего не надо. Все художники мучаются, что рисовать, а у тебя уже все есть – такое бывает раз в тысячу лет ”. Ну что, приятно было выслушивать комплименты от друзей-художников? А ведь это были не одни комплименты, а пожелания. Ты слушался? Ты никого не слушал. Теперь жалеешь, я знаю. Ты поправляйся, а о том не жалей – я всегда с тобой, еще нарисуешь. Я ведь тебе была дана как данность, я ведь тебе говорила: я тебе дана, и другой тебе не надо, но я не твоя, я тебе дана навсегда, но на время. Ты не понимал, что я говорила.

Я не твоя,- говорила я,- я твоя жена, я тебе верна, я тебя люблю, иногда очень-очень, иногда забываю, иногда не люблю, когда ты превращаешься в генеральского сына, еще хуже – в “ сапога ” и ханжу, но всегда-всегда я очень люблю твою душу. А ты о моей так часто забываешь – не возражай, я знаю, – часто и надолго.