Читать «Нарбоннский вепрь (Божественный мир)» онлайн - страница 47

Борис Толчинский

-- Можешь рассчитывать на меня, Софи.

Герцог Крун надвигался на нее, но, помимо гнева, в его глазах было и что-то еще, некое удивление. "Хотела бы я знать, что такое ему наговорила дочь", -- подумала София Юстина. Первыми словами герцога, обращенными к ней, были:

-- Я не позволю вам встревать между мной и моими детьми! Довольно остального, что вы заставили меня сотворить!

-- О чем вы, ваша светлость? -- недоуменно спросила София.

-- А вы не понимаете?! -- по каменному лицу Круна пробежала гримаса.

-- Прошу вас, объяснитесь! Я теряюсь в догадках.

Тщательно выбирая слова, герцог произнес:

-- Может статься, у вас, у амореев, позволено женщинам носить бесстыдные одежды, соблазняя юнцов и мужей. Ваше дело! Но у нас, у галлов, женщина знает свое место. Вот пусть так и остается! Вы получили от меня что хотели -- получили. Ваш император подтвердил мою власть в Нарбоннии -подтвердил! Так какого дьявола вы совращаете мою дочь?! Чего вам еще от меня надо?

-- Мне нужна ваша сердечная дружба, -- серьезно сказала София Юстина.

Герцог застыл, опешив от таких слов. София в упор смотрела на него, не отводя глаз.

-- Это значит, -- наливаясь новой яростью, точно павиан, встретившийся взглядом с неприятелем, произнес Крун, -- это значит, ради дружбы со мной вы обрядили Кримхильду в платье гулящей девки...

-- Вы забываетесь, сударь, -- жестко перебила его София, -- и я не позволю вам оскорблять ни меня, ни вашу собственную дочь. Принцесса Кримхильда -- красивая и умная девушка; на вашем месте любой отец гордился бы такой дочерью! А если вашей светлости потребна женщина для домашних работ, я могу подарить вам любую рабыню, на какую ваша светлость соблаговолит указать!

Крун побледнел. Никто еще и никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Внутри все кипело; герцог понимал, что честь воина требует прервать этот постыдный диалог. Крун, в сущности, не собирался выслушивать от аморийской княгини какие-либо объяснения -- он всего лишь хотел выбранить ее за дочь и покончить на этом.

-- Или сами купите, если вашему самолюбию претит получать от меня подарки, -- с полупрезрительной ухмылкой подправила саму себя София. -- На столичной Агоре хорошую домашнюю служку можно нынче приобрести всего за один империал. Разве счастье вашей дочери не стоит какого-то жалкого империала?!

Герцог онемел от изумления. Глаза его смотрели на самую красивую женщину, какую они когда-либо видели, и эта женщина говорила о таких вещах и употребляла такие слова, которые не просто не соответствовали его представлениям о женщинах вообще, а прямо противоречили им, бросали вызов всему, что было привычным и естественным для Круна; наконец, они полностью опровергали тот образ холодной официальной дамы, который старательно рисовала София Юстина в течение всего периода ее общения с нарбоннским герцогом: за маской холодной дамы внезапно обнаружилась натура самовлюбленной хищницы.

И он -- он, водивший в атаку отважных северных рыцарей, он, не страшившийся в жизни нечего, кроме гнева высоких богов, -- он, Крун Свирепый, растерялся перед этим неожиданным натиском. Конечно, будь он у себя в Нарбонне и будь на месте Софии Юстины любая из его подданных, он бы нашел, что ответить, и ответ его был бы воистину страшен для дерзкой -- да просто не было и не могло быть столь же дерзких в его уделе! Но эта женщина была неподвластна ему и его гневу, не только в силу своего происхождения, но и, -- в глубине души Крун признавал это, -- как личность. К тому же дочь Тита Юстина была чрезвычайно влиятельной в Империи персоной, вполне способной при большом желании разрушить все, ради чего он, Крун, терпел такие унижения. Еще герцог Нарбоннский понимал, что вот теперь, сейчас, в эти мгновения он, возможно, становится жертвой какой-то новой жестокой игры, -- игры, в которой дорогие его сердцу ценности не стоят для коварного противника и медного обола. А возможности выйти из этой безвыигрышной игры больше не было у него -- он сам отрезал себя все пути к отступлению два дня тому назад, там, в Зале Божественного Величия, у хрустального трона Владыки Ойкумены...