Читать «Шведские спички» онлайн - страница 159

Ро­бер Са­ба­тье

— Салют, Олив, хороших тебе каникул! До встречи!

— Салют, Лулу, салют, Капдевер, счастливо, ребята!..

Оливье остался один на улице, повторяя последние слова, которыми они обменялись: «Салют, хороших каникул, до встречи…» У него мелькнула мысль, что он, пожалуй, не увидит больше своих друзей. Что-то вокруг нарушилось. Улица уже была не такой, как прежде. Она стала холодней, тревожней, опасней. Исчезла Виржини, потом Даниэль, за ним Мак, а вот сейчас Лулу, Капдевер и Рамели… Это было вроде примера на вычитание на черной классной доске:

64 - 9 = 55

Еще остается 55, но все забыли, куда пропала девятка, которую вычли. Разве в муравейнике замечают отсутствие нескольких муравьев, которых где-то там раздавили?

*

Оливье плелся вслед за Бугра, который шел, потирая себе поясницу, к булочнику в конец улицы. Тот обслуживал покупателей, стоя за прилавком голым по пояс, и волосы на его груди были присыпаны мучной пылью. Бугра купил килограмм хлеба, а довесок — черствый рожок — предложил Оливье, который принялся грызть его кончик.

— Пойду лягу, — сказал Бугра, — буду читать.

Оливье решил отправиться к Люсьену. Радиолюбитель был в одиночестве, и от этого его комната неожиданно показалась большой. Склонившись над громоздким радиоприемником, он вертел ручку, медленно переводя ее от одной станции к другой и задерживаясь, чтоб прислушаться к голосам, изъясняющимся на иностранных наречиях. Люсьен казался озабоченным и сердито стукал себя по лбу, как будто его раздражало, что он никак не может чего-то уразуметь.

Он не слышал, как ребенок вошел в комнату, и Оливье успел заметить пустую колыбель, светлый волосяной матрасик в сетке, запятнанную подушку; в уголке, отведенном под кухню, — груду грязной посуды, мотки электрических проводов, висящие на стене, и радиолампы с нитью накала самых разнообразных видов. Люсьен был, как всегда, захвачен своей работой, и Оливье пришлось стукнуть дверью погромче, чтобы тот узнал о его приходе. Люсьен обернулся, кадык дернулся на его худой шее, и он сказал:

— А-а, это ты. По-послушай, вот испанская п-переда-дача!

— Ты понимаешь!

— Ну, еще чего захо-о-тел?

Ему трудно было объяснить, что он переживает: Люсьена мучило предположение, что кто-то из радиолюбителей хочет с ним говорить, а он не может его понять.

— Во-от глу-у-пость! — сказал он.

Жена его уехала вместе с ребенком в страну басков. Она там оставит сестре своего малыша, а сама отправится на несколько месяцев в санаторий в Верхней Савойе, где ей сделают пневмоторакс. Потом она выздоровеет, и жизнь снова станет прекрасной. А пока Люсьен очень страдал от одиночества. То, что он тоскует, было ясно всем, и успокаивался он лишь тогда, когда возился с радиоприемниками. А работы все прибавлялось, и не всегда он был в состоянии всю ее провернуть.