Читать «Деревушка» онлайн - страница 31
Уильям Катберт Фолкнер
«Да, сэр», — говорю.
«Наверно, она сперва наденет старый халат, — говорит Эб. — Жаль, что я раньше не начал стряпать». Но вряд ли она переодевалась, потому что гуденье началось почти сразу. Звук был что надо — резкий, сильный, видно, галлон молока был этому сепаратору разве что на один глоток. Потом гуденье смолкло. «Худо, что у нее только один галлон», — говорит Эб.
Я и говорю: «А я ей утром еще принесу». Но Эб меня не слушал, он с дома глаз не спускал.
«Ты вот чего, поди-ка загляни в дверь», — говорит. Я пошел и заглянул. Она сняла с плиты Эбову стряпню и разложила на две тарелки. И покуда она не повернулась и не подала мне эти две тарелки, я и не знал, видела она меня.
«Вы, наверно, есть хотите, — говорит она. — Вот вы и поешьте там. А я тут буду работать, так что вы у меня под ногами не путайтесь». Ну, я взял тарелки, мы сели у загородки и поели. И тут сепаратор снова загудел. Я не знал, что молоко нужно пропускать через сепаратор несколько раз. И Эб, по-моему, тоже не знал.
«Наверно, Кейн ей объяснил, что к чему, — говорит Эб, а сам жует. — Раз ей хочется пропускать молоко по сто раз, она его сто раз и пропустит». Потом сепаратор остановился, а она подошла к двери и крикнула, чтоб мы принесли ей тарелки вымыть, и я отнес тарелки и поставил на крыльцо, а потом мы с Эбом пошли обратно и сели на загородку. Загон был такой большой, что, казалось, мог бы вместить Техас да еще и Канзас в придачу. «Видно, она прямо подъехала к этой чертовой палатке и говорит: «Вот ваша упряжка. А вы подавайте мой сепаратор, да поживее, потому что мне еще домой сколько ехать», — говорит он. А потом мы снова услыхали гудение и в тот вечер пошли к старику Энсу просить мула, чтоб допахать дальний клин, но он теперь ничего не хотел давать. Он только бранился да бранился, а когда кончил, мы вернулись назад и снова сели на загородку. И, уж конечно, мы услышали, как сепаратор снова загудел. Звук был такой же сильный, как раньше, будто сепаратор мог гнать молоко без конца, все равно, прошло через него это молоко один раз или сто. «Снова здорово, — сказал Эб. — Так ты не забудь завтра про этот галлон».
«Нет, сэр, говорю, не забуду». И мы опять послушали, как гудит сепаратор. Потому что тогда Эб еще не осатанел.
«Видно, ей эта штуковина много удовольствия доставляет, ишь как она довольна», — сказал Эб.
3
Он остановил пролетку и посидел с минуту, глядя на те же сорванные с петель ворота, на которые девять дней назад глядел Джоди Уорнер, сидя на своей чалой лошади, на затравевший, поросший бурьяном двор, на дом, покосившийся и потрепанный непогодой, на все это захламленное запустение, среди которого, еще до того, как он подъехал к воротам и остановился, громко и монотонно звучали два женских голоса. В этих молодых голосах не слышалось ни крика, ни визга, но была в них та застывшая, необъятная сила, которая совершенно чужда всякой членораздельной речи, всякому человеческому языку точно звуки исходили из клювов каких-то чудовищных птиц, точно в глухомань, в мертвое и непроходимое болото или пустыню вторглись, вспугнув и возмутив безмолвие, два последних представителя какой-то вымершей породы, обосновались на этом болоте и упорно оскверняют его своей бесконечной перебранкой, и вдруг все разом смолкло, как только Рэтлиф крикнул. А еще через мгновение из дверей на него уже глядели две девушки, рослые, похожие друг на друга, словно две гигантские коровы.