Читать «Дык, или Как московские Митьки достали питерских» онлайн - страница 7

— Спит, сэр.

— Идиот. Сколько раз повторять?

Преображенский встал и прошел в комнату. На тростниковой циновке спала Машенька. Митька с грустной улыбкой присел, подпер щеку рукой и задумался.

Машенька действительно была прекрасна. Ее смуглое, почти европейское лицо с красными пухлыми губками и точеным носиком… Ее черные как смоль волосы… Ее высокая грудь… Нет, такую женщину Митька Преображенский не отдаст ни Феде Стакану, ни Дмитрию Шагину, ни самому Господу Богу.

— Сестренка моя, Машенька… — прошептал Митька.

Длинные ресницы дрогнули. Открылись огромные глаза, в которых так хотелось утонуть. При виде печального Митьки, Машенька улыбнулась, слегка обнажив белые зубки, и протянула к Преображенскому руки.

— Братишка…

Митька прильнул к любимой и не оборачиваясь крикнул папуасу Ване, который неподвижно стоял на балконе:

— Иван!

— О? — отозвался папуас.

— Пошел вон, болван. Я буду читать утреннюю «Таймс». И фитилек-то притуши, коптит!

Ваня привычно задернул шторы и спрыгнул с балкона.

— Милая моя, — ласково шептал Митька. — Сестреночка… Огромные деревянные часы на стене громко отбили одиннадцать. До начала войны оставался час. Но было не до этого…

Глава пятая

Война

Пенсионеры в трамваях

Говорят о звездной войне…

Б. Гребенщиков

— Братишки! Мужики! — вопил вождь Больших Папуасов Федя Стакан. — Дык, ведь я войну объявил Папуасовке, надо собрать народец!

— Шибко в лом, — отвечал за всех Саша Валенков, главный министр Больших Папуасов. — Так кайфово лежать на солнышке…

Остальным было лень даже говорить.

— Сволочи! — страдал Федя. — Я за них, значит воевать буду, а они пригрелись гады у меня на груди…

— Дык… — смущенно бубнил Саша. — Федюнчик, ты бы папуасов собрал с копьями и трубками ихними плювательными…

— А-а-а!!! Погибну вот я один на войне! Гады!!!

Обиделся Федя Стакан. Один пошел воевать.

Он шел по песчанному берегу моря, кокосовые пальмы, как ивушки плакучие в России, клонились к самой воде, яркие попугаи орали что-то непотребное. На одной из пальм сидел папуас. Пытаясь дотянуться до кокосового ореха, он пыхтел, тужился и сопел, как паровоз.

— Эй! — окликнул его Федя. — На дереве!

— О!

— Ты кто?

— Мбангу.

— Не крещеный, что ли?

— Хрещеный, — ответил папуас и, не удержавшись на дереве, рухнул вниз, спугнув целую тучу попугаев.

— А кем крещен, мною али в Папуасовке?

— Тобою, — ответствовал Мбангу, с которым, как ни странно, ничего от падения не произошло. — И в Папуасовке. Три раза, однако, крестили.

«Ловкий малый,» — подумал Федя.

— Пойдешь со мной, — решил он. — Воевать будем с Папуасовкой.

— Нельзя мне, — сделав глупое лицо, сказал Мбангу. — У меня плоскостопие.

— И ты… — махнул рукой Федя. — Никто меня не любит!

Папуас долго смотрел вслед Феде, почесывая кучерявую голову, затем снова полез на дерево.

Жаркое солнце встало в зенит. Полдень поливал остров лучами. Федя вынул из кармана белый платок и повязал его на голову. Потом подумал: «Э, пусть лучше умру от солнечного удара!» — и снял платок.

— Вот умру я, умру я, похоронют меня… — тихо запел он, шагая в сторону Папуасовки. — И нихто не узнаит, где могилка моя…