Читать «Соловецкое чудотворство» онлайн

И не думал, и не гадал побывать на святом острове — уж не чудо ли? Человек я московский, коренной, дальше Троицы Сергиевой не хаживал, и вдруг подхватила меня неведомая сила (под микитки), посадила на крыло себе (в столыпинский вагон) и опустила в дебрях лесных, в местах незнаемых, на чудесной полянке: направо пойдёшь — ничего не найдёшь, налево пойдёшь — голову свернёшь, прямо пойдёшь — назад не придёшь. Городок не городок, а теремки стоят, крепость не крепость, а солдаты с ружьями ходят…

Опять завираюсь, сказки сказываю, сказки эти меня до Соловков довели. Но и спасали доселе сказки эти меня. Полюбили меня за сказки люди лихие, тати ночные — блатной народец, и стал я в их поганом царстве, растреклятом государстве, при ихнем гороховом царе, блошином короле Пахане Великом придворным сказочником и сочинителем, прозвище же имел Звездочёт.

А что это за царство-государство, сами знаете. А кто не знает, для того это мираж некий, который хоть и видится, да не верится, а как сам стал подданным того царства, дивишься: верно, корабли вниз парусами плывут и люди на головах ходят. Знавал я ихнего Пахана на воле, у нас на Сухаревке ошивался, мазурик сифилитичный, бивали его не раз, украсть и то толком не умел, а здесь — царь царём, смотрит гордо, чуть кивнёт — и нет человека. На воле — замухрышка, здесь — Пахан, а бывает — на воле Пахан, за проволокой — гнида. Был у нас один начальник сгоревший, тысячами людей командовал, а тут Пахану пятки лизал. Прямо так и лизал, самым натуральным образом, воровские вонючие пятки. Попробуй не полижи — отведут за барак и не пикнешь! Легко поломать человека! Отыгрываются блатные на нашем брате, мужичьё. На воле они — «элемент», здесь они люди, здесь их царство, дом отдыха и всенародный университет. Они, видишь ли, «в законе», свой закон у них: на воле вора бьют, в неволе воры бьют. Мне один уркан вон как заявил: «Вор — звучит гордо!» Они так себя и называют — «люди», а остальные фраера да мужики. И само начальство им благосклонствует. Это политики-контрики, «каэры» всякие, народ неисправимый, а эти имеют надежду на исправление, поскольку происходят из социально близких пролетариату слоёв. Вот они и исправляются: знай режутся в карты, еду им носят шестёрки, у них и водочка бывает, и баб в достатке. Чудно… А я им сказки сочиняю. В холодное время в бараке сидим, в хорошую погоду выйдем на полянку вместе с конвоем, на травке расположимся. Работать их не заставляют, за них другие норму тянут и ещё спасибо говорят.

Так и плёл им сказки наподобие Шахрезады. Развернул целую антологию воровской литературы. Начал с Геродота, с отца истории, как египетский ворюга царскую казну обокрал и царевны за ловкость добился; гишпанские плутовские романы пересказывал, да все переделывал на ихний лад, чтоб попроще и попонятливее и чтоб непременно не сыщики воров ловили, а воры сыщиков дурачили. Я им и наши московские истории говорил: про Фролку-вора Скобеева, про Ваньку Каина, про Ивана Выжигина, роман господина Булгарина, дошёл и до Пинкертона, и до Нила Кручилина, да все переделываю и приукрашиваю — много книг и книжечек через мои руки прошло — и не думал, смотри, где пригодилось! Как прежде в трактирах я сказывал, так и здесь оказался при своём трепаческом ремесле. Но хитрю, сразу всего не выкладываю. Говорю: «Дай, атаман, срок новую сказку придумать». — «Думай, Звездочёт, а вы ему не мешайте». Блатняжки вокруг меня на цыпочках ходят, шепчут: «Звездочёт думает!» Смех и горе. Наплету им новую сказку, сидят, уши развесят, иной рот раскроет — совсем дети малые. Они и есть дети, ребятки, а скорее зверятки, а может и змеятки, да неразумные и злые такие, а по уму — вовсе дети. Я им и звезды толковал — недаром Звездочётом считался — и гороскоп составлял. Ещё письма сочинял ихним марухам, потешные письма, а им нравилось.