Читать «Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год» онлайн - страница 3

Тогда мы надеялись, что скоро вернемся в Крым, как в январе 1942 года с нашим десантом; но на Таманском полуострове мы получили пополнение и через калмыцкие степи пошли на Сталинград. Потом было ранение и госпиталь в Ташкенте».

По нашей просьбе с командировкой Пермского обкома комсомола Е. Е. Кузнецова приехала в Керчь. 32 года не была она в Аджимушкае...

Захватив аккумуляторные фонарики, мы идем в каменоломни со стороны старого заброшенного карьера и Царского кургана. Судя по воспоминаниям Елены Евстафьевны, именно у восточного карьера располагался госпиталь.

— Да, это было здесь, — говорит Елена Евстафьевна. — Ниже была дорога на Еникале, на переправу, а левее выхода, в нескольких сотнях метрах, — колодец, неглубокий (Наружный колодец (недалеко от восточного входа в карьер) , следы которого до сих пор не найдены, упорно вспоминают некоторые аджимушкайцы, в частности участник нашей второй экспедиции, бывший начальник главной рации каменоломен Федор Федорович Казначеев.). Помню, мы переваливали через какую-то горку или насыпь и, связывая бинты, набирали в ведра воду. А с холма видели кусочек залива...

Тогда Лене Михайловой (теперь Кузнецовой), ушедшей на фронт с 3-го курса Симферопольского медицинского института, было всего 22 года, и 16 мая 1942 года, когда она закопала сейф и, сопровождая группу тяжелораненых, под огнем добиралась до переправы Еникале, у нее был день рождения. Горький и незабываемый.

— Это здесь, — повторяет Елена Евстафьевна. — Наши машины с ранеными разворачивались и, подавая назад, заезжали в самый выход. Но в этом месте был наклон. Мы всегда это чувствовали, когда снимали с грузовиков носилки. Они стояли с наклоном. И снимать их было легче, чем ставить. И у самого выхода скапливалась дождевая вода от ливней, которые шли тогда в мае. Это я хорошо помню...

Сейчас перед обрушенным от взрыва немецкой бомбы входом — возвышение, но можно представить, как было раньше, как заезжали сюда задним ходом пропыленные санитарные машины.

— Справа мы размещали тяжелораненых, слева располагались сами. Вот здесь, в углу, было много солдатских медальонов...

Слушаю рассказ Елены Евстафьевны и вижу, как Игорь Демиденко, керчанин, один из наших старых и постоянных проводников по каменоломням, делает мне какие-то знаки, потом, выбрав момент, шепчет на ухо: «Правильно, здесь мы находили медальоны...»

Что ж, деталь, как говорится, к рассказу, но чувствую, что все с нетерпением ждут главного... о сейфе.

А Елена Евстафьевна внешне спокойно вспоминает своих товарищей, врачей, медсестер, и трудно «направить», «повернуть» ее рассказ, потому что она сейчас снова мысленно с ними под этими холодными, тяжелыми сводами. Почти никого из них уже нет в живых. Нет Асеева, военврача первого ранга, начальника госпиталя, сухого, резкого, неразговорчивого человека. Нет добродушного парторга Виноградова, заведующего терапевтическим отделением; он был душой госпиталя. Нет военврача Лены Хмельницкой, медсестер Нины Горулько, Маши Вашило, Лены Павловой, Тани Филимоновой, Жени Сироткиной, Маши Поповой, Наташи Никитенко, Наташи, которой первой в госпитале вручили боевую награду. «Сколько им было? 17—19 лет... Вспоминаю и вижу их перед глазами...»