Читать «Внуковскій лес» онлайн - страница 17

— Сколько брать? — смотрел на нас страдальческими глазами Адольф. — Хлопцы, сколько брать водки? Наум, ты с нами? Тогда надо бутылок пять...

— Меня не приняли, — отчеканил Наум. — Между прочим, уже в третий раз!

— Да ну?! — вытаращились на него мы, хотя прекрасно знали, что именно Цимеса в Союз не приняли.

— Да! — с вызовом сказал Наум. — Имя у меня не то!

— У Адольфа то, — хмыкнул я.

Теперь все мы уставились на Адольфа.

— В детстве сильно били? — спросил я, понизив голос.

Адольф потупился. Чувствовалось, я наступил на самую больную его мозоль.

— Сам бы попробовал, — сказал Иван.

Они с Адольфом были старше меня лет на десять и хорошо знали, каково быть Адольфом в белорусской глубинке сразу после войны. Да я и сам догадывался.

— И как это тебя угораздило... — положил я руку на плечо Адольфа.

— Так ведь нас трое братьев было, — вздохнул тот. — Иосиф, Адольф и...

— Уинстон! — встрял Наум.

— Сам ты Уинстон, — посмотрел на него Адольф. — Франк! Иосиф Сталин, Адольф Гитлер и Франклин Рузвельт. Отец политикой интересовался. А мы все как раз перед войной родились.

— Ну да, — кивнул я, — вместе с пактом Молотова — Риббентропа. Тогда любого могли Адольфом назвать.

— Любого не любого, — пробормотал Наум, — а у нас Адольфов не было.

— Вот тебя и не приняли в Союз! — заржал Иван.

— В другой раз примут, — одернул я Мельникова.

Он был поэтом, а поэтам многое прощалось, тем более слабое знание истории.

Но следует сказать, что Цимеса в Союз писателей не приняли ни в другой раз, ни во все последующие. Он регулярно подавал заявления в приемную комиссию и так же регулярно получал черные шары при тайном голосовании.

— Опять? — участливо спрашивал я, встретив Наума на Ленинском проспекте.

Все случайные встречи в Минске происходили только на Ленинском.

— Сказали, в следующий раз примут, — вздыхал Наум. — Издам новую книгу — и вступлю.

— А зачем тебе Союз? — на всякий случай интересовался я.

— Из принципа! — горделиво вздергивал голову Наум. — Писал бы я на белорусском, небось приняли бы.

— Непременно, — соглашался я.

Хотя и здесь у меня были сомнения. Во-первых, не таким простым делом было выучить белорусский язык. Во-вторых, качество прозы Наума не сильно зависело от языка.

Шли годы. Грянула перестройка, за ней развалился Советский Союз. Наум, получив свободу передвижения, убыл на постоянное место жительства в Германию. В этой стране уважали людей, пострадавших от холокоста. Сам Наум от холокоста не страдал, но косвенно к нему был причастен.

Из Германии Цимес прислал в Союз писателей Беларуси заявление, чтобы его все-таки приняли в этот Союз. "В новой стране мы должны освободиться от химер прошлого", — написал он. Однако теперь Наума не приняли по формальному признаку — он не был гражданином Беларуси.