Читать «Внуковскій лес» онлайн - страница 16

— Нет, — покачала головой Алена. — Ему предлагали подать заявление, но он отказался.

И тем не менее тесть работал не на последних должностях в Союзе писателей. Но, правда, и не на первых. Там Марков, Михалков, Бондарев. Тоже фронтовики, но с партбилетами. Да и партизаны все-таки отличались от бойцов действующей армии. Мне, как белорусу, это было хорошо известно.

— Значит, отпустили его с Лубянки? — после паузы спросил я.

— Через сутки. Нам, правда, про Лубянку он почти ничего не рассказывал. Наверное, подписку давал.

Я на Лубянке не бывал, поэтому не знал, по подписке молчат ее посетители или просто так. Внешне Лубянка выглядела впечатляюще. Но так и должен смотреться один из самых уважаемых органов власти.

— Твой брат тоже на Лубянке работает? — спросил я.

— Он связист! — оскорбилась Алена.

— А в каком чине?

— Майор.

В табели о рангах майор, с моей точки зрения, не так далеко ушел от лейтенанта запаса, каковым я в этой табели числился, волноваться было не о чем. К тому же я знал, кем в нашей стране были писатели, даже самые захудалые.

По одной из легенд, во множестве гуляющих по кухням советских интеллигентов, после учреждения Союза писателей к Сталину пришли товарищи, которые отвечали за распределение пайков среди руководства страны.

— Товарищ генеральный секретарь! — якобы обратился к Сталину главный распорядитель. — По какой категории будем отоваривать товарищей писателей?

Сталин пососал трубку. Он всегда ее сосал при обсуждении сложного вопроса.

— Писатель — это идеологический работник, — вынул трубку изо рта Сталин. — А идеологический работник — это, как минимум, полковник. Значит, и паек ему положен полковничий.

С этого момента у советских писателей появились приличные гонорары, квартиры, дачи, путевки в дома творчества. Лучшие из них, вроде Демьяна Бедного, жили в самом Кремле. В Минске Кремля не было, поэтому классики белорусской литературы получали жилье на Ленинском проспекте. Но поскольку Москва была все же имперской столицей, писатели в ней обитали и в Доме на набережной, и в высотках со шпилями, и в особняках, отобранных у Рябушинского, Морозова или Мамонтова. В Москве, слава богу, было где жить.

Но прежде чем заселиться во всех этих местах, писателем надо было стать, а эта задача не всем оказывалась по плечу. Я приемную комиссию Союза писателей проскочил с первого раза и был не очень хорошо знаком с радостями вступления. А вот некоторые из коллег их вкусили сполна.

Наума Цимеса, например, зарубили на той же комиссии, на которой приняли меня.

— Вступил? — подошел ко мне Наум, когда я с Адольфом Твороновичем и Иваном Мельниковым обсуждал проблему застолья.

Заранее покупать водку для застолья было нельзя. Тебя могли и не принять, хотя сам ты, конечно, знал цену себе и своим товарищам. Но случалось всякое, и даже гении не являлись на заседание приемной комиссии с бутылкой в кармане. "Успеем, — думали гении, — не говори гоп, пока не перепрыгнешь".

И вот они перепрыгивали, и выяснялось, что на столе ничего нет. А товарищи, и особенно те, кто давал тебе рекомендацию в Союз, уже стояли неподалеку и с удивлением рассматривали пустой стол. Никакие приметы их в этот момент не волновали. "Где водка? — изумлялись они. — Где колбаса или хотя бы селедка с соленым огурцом? Зря, совершенно зря писал я тебе рекомендацию, дорогой..."