Читать «Гончая. Гончая против Гончей» онлайн - страница 181

Владимир Зарев

— Скажите, Илиев, — спрашиваю холодно, — почему вы убили Бабаколева?

Выражение изумления облагораживает черты его лица, их портит лишь рот, разинутый, как у рыбы, вытащенной на сушу. В этот миг его не интересует моя поизносившаяся элегантность, он чувствует, что его приперли к стенке, и не знает, как реагировать.

— Опять двадцать пять… зачем мне было его убивать, гражданин следователь, ведь он был такой хороший человек?!

Эти два слова — «хороший человек» — начинают резонировать в моем пенсионерском мозгу, и я решаю их записать на листе бумаги.

— Рад, что вы так считаете, — произношу мягко, — но Христо нет в живых, а имение вы, Илиев, тут, передо мной!

Встаю из-за стола, подхожу к окну и поднимаю шторы. Из труб соседних домишек мирно вьется дым: он висит в прозрачном воздухе, как нарисованный. Иногда жизнь настолько грязна, что у тебя светлеет на душе даже при виде дыма!..

(12)

Я где-то читал, что целый ряд великих открытий был сделан во время сна. Менделееву снилась ныне известная всем таблица — так он проник по другую сторону видимого мира, прозрел его гармонию и построил его в соответствии с атомным весом химических элементов. Мой сон не был божественным откровением, наоборот, — он показался мне наивным и элементарным. Я находился у водохранилища, закинул удочку и увидел, как в прозрачной воде к приманке плывет большая рыба. Она приближалась плавно и красиво, но в последний момент ее обогнала какая-то невзрачная уклейка. Выхватив удочку, я закинул ее снова. Вода была прозрачной, как воздух, где-то в глубине вновь появилась тень большой рыбы, я сгорал от охотничьего азарта, а кто-то бубнил мне что-то о человеке из черной «волги», утверждал, что он наркоман, и это не давало мне сосредоточиться. Проснулся я с неясным чувством разочарования, как будто ловил пустоту. Сев в постели, не зажигая света, я осознал, что мой сон — метафора, сложное переплетение известного и неизвестного, в глубине которого скрывается Большая рыба.

Нашарив босыми ногами шлепанцы, я поднялся и пошел к двери, оставив позади тихое дыхание Марии, ее беспомощность во сне, которая в молодости меня просто опьяняла. Белизна кухни ослепила меня, было полпятого, я знал, что не смогу больше заснуть, но заняться было нечем. Бессонница — особый вид одиночества; чувствуешь себя преданным самыми близкими людьми — они блаженно отсутствуют, отдавшись своим подсознательным влечениям, все они в тебе, но ты один в пустоте знакомого мира, твоя исключительность тебя подавляет, потому что не с кем ее разделить. Я сварил кофеварку крепкого кофе, побрился, чувствуя себя обманутым, как будто нынешний день, еще не родившись, уже кончился.

Мне не давало покоя то, что я вчера узнал от Пешки. Я был уверен, что он говорил правду: правда, подобно женскому наряду, частенько служит красивой упаковкой для лжи. Но сколько бы я не размышлял, я неизменно приходил к выводу: за несколько месяцев, проведенных на воле, Бабаколев не смог бы подружиться с человеком из «высшего эшелона», а тем более познакомиться и влюбиться в избалованную девушку, которая упорно приглашала его в гости.