Читать «Соня рапортует» онлайн - страница 169

Он успел порадоваться: подержать в руках первый том своего труда о демографических проблемах в колониях. Твое письмо о праздновании 7 Ноября ему прочла Бригитта, когда мы вместе были у него. Вечером в понедельник он еще разговаривал обо всем, почти весь вторник проспал и бодрствовал только между шестью и восемью часами вечера. Потом снова заснул и больше не проснулся. Мы задолго до этого знали, что предстоит, и в последние две недели можно было лишь желать, чтобы конец наступил поскорее. Но все равно это тяжелый удар».

Юрген получил много писем по случаю смерти отца. В письме с выражением соболезнования от Социалистической единой партии Германии, подписанном Вильгельмом Пиком и Отто Гротеволем, говорилось:

Берлин, 12 декабря 1947 года

«…Его кончина — тяжкая утрата для немецкого народа, ибо профессор Кучинский не только воплощал современную прогрессивную науку и исследовательскую работу, которые он сознательно поставил на службу рабочему классу, но и, даже находясь в эмиграции в Англии, чувствовал себя крепко связанным со своей немецкой родиной, страдал вместе с нею и боролся за нее. Всей силой своей личности он ратовал за единство немецких антигитлеровских сил. Его безупречная объективность и неизменная терпимость по отношению к инакомыслящим сделали его центром притяжения для передовых, демократически настроенных немцев в Британии…»

Товарищи Тюльпанов и Абрамов, в частности, писали от имени Советской администрации:

«…Вся его жизнь являет собой пример бескорыстного служения своему народу и высоким целям всего прогрессивного человечества».

Мое письмо Юргену, 29 января 1948 года

«Читая письма, я была глубоко тронута. Как хотелось бы, чтобы папа и мамочка могли при жизни ощутить хоть какую-то долю такого уважения и симпатии».

Ведь Юрген тогда намеревался организовать возвращение родителей в Германию.

С моей стороны было ошибкой уговорить Лена приехать в Роллрайт. Он ненавидел монотонную и физически тяжелую работу в Банбери, а шансов на перемены не было никаких. Лен не бросил бы меня в беде, но чувствовать себя прикованным к этой фабричной каторге, быть обязанным содержать жену и троих детей и не видеть никакого выхода из этого положения — нет, не так он представлял себе свою жизнь. Вспоминая бурное время, проведенное в Испании, он тосковал по прошлому.

От того периода, когда Лен был водителем танка, ему остался на память травмированный грохотом орудия ушной нерв, вызывавший шум в ушах и головные боли. Работа выматывала Лена, а поскольку работать приходилось посменно, это еще усиливало хроническую бессонницу. Все чаще у него случались приступы упадка духа. Целыми днями он молчал, целиком уйдя в себя. У меня сердце обливалось кровью, но чем я могла ему помочь? Моя собственная жизнь тоже зашла в какой-то тупик. Дальше так продолжаться не могло.