Читать «Полярная авиация» онлайн - страница 6
Дмитрий Данилов
Иногда, нечасто, думалось о Северном полюсе. Это место представлялось Штернфельду как абстрактная точка на совершенно белой плоскости, отмеченная маленьким красным флажком — почти как Дедовск во время его рекордного пятикилометрового полета. Впрочем, он не удивился бы, если бы на поверку Северный полюс оказался, например, большой грязноватой деревней, с трактиром, пьяными мужиками и всепрощающими, немного себе на уме, бабами. Или бамбуковой рощицей, у края которой сидят задумчивые, улыбающиеся вьетнамцы.
В целом, Штернфельд отдыхал: от постановки целей и их достижения, от взятия на себя обязательств, от внимательного наблюдения за приборной доской транспортного самолета и других казавшихся необходимыми вещей, без которых у него теперь так ловко получалось обходиться.
Николай Степанович Сидоренко жил какими-то своими полоумными, слезливыми надеждами, то и дело переживая организованные им же самим маленькие, индивидуального употребления бури. Начитавшись за зиму таинственно-маниакальных книжек, теперь он частенько впадал в эмоционально окрашенное теоретизирование: что-то болтал, стукаясь о стены, об истинных географических координатах Северного полюса, о «нашей с вами, друзья, Арктической родине», о необходимости дисциплины и коллективной ответственности «за наше с вами, друзья, окончательное путешествие». За эти разговоры Магомедов иногда без предварительного предупреждения ударял Николая Степановича по морде какой-нибудь тяжеленькой кубышкой. Сидоренко не обижался и сквозь умиленно-болезненные слезы радостно повторял: «тебе, друг, еще только предстоит понять…». Все это как-то трагически не вязалось с его здоровой, крепкой крестьянской внешностью.
Но иногда на него находило просветление. Обычно это случалось тихими ясными вечерами, на растущей луне. Николай Степанович как-то на время примирялся с собой, успокаивался, умолкал… И, отойдя от сарая в степь шагов на десять, оглашал засыпающую вокруг действительность монотонным, жутким в своем однообразии, проникающим в костный мозг горловым пением. Птицы падали замертво, и на траве образовывались непонятные круги. В такие моменты Магомедов уважал Николая Степановича и даже немного перед ним преклонялся.
Игната Бубова изнуряло бездействие. Положенные три часа он высиживал мучительно, как тяжелую, бессмысленную вахту. Зато, отсидев и изведя себя бурлящими внутри импульсами, он, тяжело дыша, бегал вокруг сарая или задумчиво, подолгу подпрыгивал на месте.
Очень кручинился по своим болотцам и речушкам. Уйдя в степь, мысленно удил рыбу. Хотелось плюхнуться, головой зарыться в какое-нибудь илистое дно. Иногда, валяясь в траве и закрыв глаза, представлял, что покоится на водах мирового океана.
Идея достижения Северного полюса казалась ему досадно-случайной, но непреодолимой помехой в изучении привычной водно-землистой мутной гадости, и Игнат нехотя страдал.