Читать «Полярная авиация» онлайн - страница 5

Дмитрий Данилов

Разбудил проводник: скоро выходить. Маленькая станция, почти неотличимая от окружающего пустого пространства. Бабка с семечками вдруг окликнула Штернфельда: «Тебе вон туда» — и показала рукой. Пошел, побрел по степи, ничего не ожидая, не засекая времени, наслаждаясь воздухом и движением.

Впереди завиднелись объекты. Подошел ближе. Длинный барак был похож на тот, генеральский, пригородный сарай, где начиналось. Рядом громоздился нелепый в своем величии, древний остов «Ильи Муромца» — знаменитого бомбардировщика времен одной из войн. Вдаль уходила местами поросшая растениями взлетная полоса, не имевшая особого смысла среди ровной степи.

Штернфельд вошел. Полковник, глядя вбок, сверкал козырьком. Бубов, Сидоренко и Магомедов сидели с выражением абитуриентов, решающих не заданную им задачку. Штернфельд тоже сел и очень надолго замолчал.

Только Володя Вовов сдуру поперся куда-то в Мурманск, Архангельск, Воркуту и сгинул там, среди оленей, вечной мерзлоты и ледяных глыб, сверкающих в свете полярного дня.

5

День прошел в невнятном бормотании, долгих паузах. Магомедов слонялся из угла в угол, норовил сбежать, погулять, но стеснялся полковника. Сидоренко вяло, будто по обязанности, пытался лезть к полковнику со своими теоретизирующими вопросами, ведь он был когда-то педагогом… Ответные объяснения еще более все запутывали. Штернфельд сидел, оглоушенный. Полковник что-то бубнил про «матчасть» и необходимость ее «изучения». Вообще, он вел себя так, будто ничего особенного не происходило и само их нахождение здесь, в степи, рядом с «Ильей Муромцем» — дело обычное. Впрочем, так оно и было. Бубов в какой-то момент просто уснул, положив верхнюю часть туловища на стол. Будить его не стали.

Перед уходом полковник сказал слова, породившие недоумение:

— Вбейте себе, пожалуйста, в голову, что месяц, год — это не много, не долго. А вот, к примеру, один час, тем более, день — это ого-го как много. За десять лет может ничего не произойти, и не произойдет, я вам гарантирую. Все произойдет за один день.

Сидоренко хотел было задать вопрос, но не смог, внутренне онемев. Штернфельд что-то загрустил. Бубов, проснувшись, думал, что хорошо бы найти где-нибудь поблизости речку или озерцо. Магомедов издал протяжный гудящий звук, означающий то ли абсолютную покорность судьбе, то ли нежелание жить. Пора было наступить вечеру. Полковник встал из-за стола и, не попрощавшись, зашагал в степь, по направлению к станции. Обглоданный остов «Ильи Муромца» чернел своими дырами и провалами на фоне заката.

6

Начались дни, месяцы, годы. Каждый жил, учился, понимал, приспосабливался и тихо сходил с ума на свой особый манер.

Идея спокойного и бессобытийного переживания огромных временных интервалов подействовала на Штернфельда как-то умиротворяюще. Сидя перед сараем и впитывая оголенными участками кожи теплое солнышко, он часто и не без странного удовольствия думал о том, что вот пройдет этот день, месяц, полгода, опять будет зима, и пройдет потом еще лет двадцать, и все будет по-прежнему. Размеренное удерживание себя от действий, вяло-приятные, состоящие из одних и тех же циклов разговоры вчетвером за чаем и за водкой, «изучение матчасти», ходьба по степи… Вольное чередование сна и бодрствования, судорожных усилий и ленивого оцепенения…