Читать «Это настигнет каждого» онлайн - страница 218

Итак, я не стану рассуждать о книгах, во всяком случае, о конкретных, понимая, что приведет это только к ссорам. Конечно, кое-кто полагает, будто времени у меня навалом, раз я написал пьесу-фарс о войне и мире, о народе и власти; но тут они ошибаются, как ошибаются и тогда, когда находят мою пьесу веселой или сатирической: она совсем не веселая, от нее скорее хочется плакать, а кроме того, в ней содержится чистейшая правда. Короче, чем там, нельзя высказать даже совсем простую, не нуждающуюся в доказательствах правду, потому что нужно учитывать следующее: правда сама по себе есть нечто такое, что можно познать, лишь отказавшись от всякой надежды. Если попытаться дать ей предварительное определение, Правда - это такая особа, которую человек, где бы он с ней ни встретился, норовит поскорее заковать в цепи. Потому-то Правда и не разгуливает по улицам: ведь блюстителей нравственности хватает повсюду, а поскольку сия особа всегда бывает взаправду голой, то есть не носит даже набедренной повязки, последствия ее встречи со стражами порядка предугадать нетрудно, особенно - завсегдатаю публичных бассейнов. На Правду тотчас нацепят фиговый листок, а то и запрут куда подальше, сочтя либо сумасшедшей, либо преступницей.

Только ради еще не напечатанных книг решился я рассказать о некоторых вещах, противных моему естеству. Начну с признания, что рождественские праздники детства, когда я о них вспоминаю, не кажутся мне счастливыми. Чуть ли не всякий раз я испытывал столько разочарований, что почувствовать потом радость просто не мог. Чаще всего - потому, что взрослые, по каким-то мелочным соображениям, не выполняли моего главного желания. Позже эти вечера, когда нам дарили подарки, бывали отравлены бранью и недовольством - главным образом из-за моего старшего брата. Признаюсь, что у меня имелся для недовольства и личный повод. В нашей семье накануне Рождества к столу подавали жареных карпов, а к ним - одну-две бутылки рейнского или мозельского. Часто мне приходилось присутствовать и при покупке рыб, и, к несчастью, при их убивании. Для меня это портило все дальнейшее. Кровь карпов была такой же красной, как и моя, а удар, которым их оглушали, казался столь ужасающе глухим, что я внутренне содрогался, и чувствовал озноб, и не мог ничего сказать. Признаюсь, жуткое ощущение пропадало, когда на кухне начинали готовить еду и последние следы крови исчезали. Масло растапливали, сливки надо было взбить и смешать с тертой редькой. Необычное, очень занимавшее меня зрелище. К тому же все более ощутимым становилось напряженное ожидание. По традиции мы садились за стол вечером. О точном времени праздничного ужина каждому сообщали заранее. За пять или десять минут до назначенного срока обнаруживалось отсутствие моего брата. Его звали, искали. Потом просто ждали, но он не приходил. Битый час никто не решался приняться за еду, прервать это ожидание. Все праздно сидели за столом, и в какой-то момент брат наконец появлялся. Но тут начиналась ругань, истреблявшая последние остатки радости. Родители наши всегда ругались ожесточенно, потому что раз за разом повторялось одно и то же: в Сочельник брат опаздывал к ужину. Он был таким невнимательным, что уходил на улицу с кем-нибудь из приятелей и забывал о времени, а случай не хотел помочь ему и всем нам.