Читать «История димломатии, том 1» онлайн - страница 328
Владимир Петрович Потемкин
И все-таки из сообщений прусского посла при петербургском дворе генерала фон Рохова явствует, что Николай колебался. Только горячие убеждения фон Рохова, который всецело поддерживал точку зрения графа Буоля, окончательно убедили Николая, что следует настаивать на «добром друге» вместо «дорогого брата» и на титуле «император Луи-Наполеон» вместо «император Наполеон III». А дальше произошло следующее: парижский посол Н. Д. Киселев был в большой тревоге из-за неприятной и, как ему уже тогда казалось, небезопасной возни с титулованием нового императора. Но Нессельроде его успокоил из Петербурга: ведь и Австрия и Пруссия, а не одна только Россия решили представить свои поздравления и верительные грамоты в одинаковой форме. Не будет же новый император французов из-за этих мелочей ссориться разом со всеми тремя «восточными монархами». Киселев на время успокоился. Он получил аккредитивные грамоты, адресованные «императору Луи-Наполеону», и поздравительное письмо ему же от Николая, начинавшееся обращением: «Государь и добрый друг». Но каково же было волнение и негодование посла, когда оказалось, что Австрия и Пруссия изменили своему «союзнику» и обратились к новому императору, как к «Наполеону III», со словами: «Государь и дорогой брат». Фридрих-Вильгельм IV отделался каким-то нелепым объяснением перед Николаем, а Буоль, инициатор всей этой истории, оправдывался тем, что его с пути истинного сбила Пруссия. Николай почувствовал, что эта, на вид пустая, история содержит в себе нечто зловещее, и что его довольно коварно обманули те, на кого он положился. В конце декабря происходил в Петербурге обычный декабрьский парад, на котором присутствовал и дипломатический корпус. Вдруг, обратившись к послу Пруссии генералу фон Рохову и послу Австрии графу фон Менсдорфу, Николай сказал: «Меня обманули и от меня дезертировали!» И австриец и пруссак не посмели ничего ответить на это неожиданное приветствие.
Переговоры Николая I с Англией по вопросу о разделе Турции.
9 января 1853 г. на вечере у великой княгини Елены Павловны, на котором присутствовал дипломатический корпус, царь подошел к Сеймуру и повел с ним тот разговор, с которого начинается политическая история 1853 года, первого из трех кровавых лет, закончивших царствование Николая и открывших новую эру в истории Европы. Царь заговорил с Сеймуром так, как будто не прошло почти девяти лет с тех пор, как он беседовал в июне 1844 г. в Виндзоре с Пилем и лордом Эбердином. Сразу же царь перешел к теме о том, что Турция — «больной человек». Николай не менял всю жизнь своей терминологии, когда говорил о Турецкой империи. «Теперь я хочу говорить с вами как другой джентльмен, — продолжал Николай. — Если нам удастся притти к соглашению — мне и Англии — остальное мне неважно, мне безразлично, что делают или сделают другие. Итак, говоря откровенно, я вам прямо заявляю, что если Англия думает в близком будущем водвориться в Константинополе, то я этого не позволю. Я не приписываю вам этих намерений, но в подобных случаях предпочтительнее говорить ясно. С своей стороны, я равным образом расположен принять обязательство не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя — дело другое. Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь, если ничего не окажется предусмотренным, если нужно будет все предоставить случаю. Ни русские, ни англичане, ни французы не завладеют Константинополем. Точно так же не получит его и Греция. Я никогда не допущу до этого». Царь продолжал: «Пусть Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария поступят под протекторат России. Что касается Египта, то я вполне понимаю важное значение этой территории для Англии. Тут я могу только сказать, что, если при распределении оттоманского наследства после падения империи, вы овладеете Египтом, то у меня не будет возражений против этого. То же самое я скажу и о Кандии [острове Крите]. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу, почему ему не стать английским владением». При прощании с Гамильтоном Сеймуром, Николай сказал: «Хорошо. Так побудите же ваше правительство снова написать об этом предмете, написать более полно, и пусть оно сделает это без колебаний. Я доверяю английскому правительству. Я прошу у него не обязательства, не соглашения: это свободный обмен мнений, и в случае необходимости, слово джентльмена. Для нас это достаточно».
