Читать «Святой праведный Иоанн Кронштадский в воспоминаниях современников» онлайн - страница 4

Наконец, настало время общей исповеди. Мы все вышли из алтаря на солею и стали около отца Иоанна. Необыкновенно величественная картина развернулась перед нами. С довольно высокой солеи можно было видеть самые отдаленные уголки обширного храма. Перед нами было море голов. В храме было, – говорили, – не менее пяти тысяч человек. Как волнуется море, так волновалось и это море людей. Достаточно было небольшого толчка с той или другой стороны, как вся масса людей отклонялась в противоположную сторону, потом совершенно естественно, сама собой, для сохранения равновесия, направлялась в другую сторону. В эти минуты перед нами была уже не масса отдельных людей, а как бы один человек, единое тело, один живой организм, двигавшийся туда и сюда.Отец Иоанн вышел из алтаря на амвон в смиренном виде без митры и начал говорить поучение перед исповедью. Он начал его без обычных наших слов "во имя Отца и Сына и Святаго Духа".– Грешники и грешницы, подобные мне! Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу Спасителю нашему покаяние в грехах и потом приступить к Святым Тайнам,– так начал свое поучение отец Иоанн. – Приготовились ли к воспринятию столь великого Таинства? Знаете ли, что великий ответ несу я перед престолом Всевышнего, если вы приступите, не приготовившись, Знайте, что вы каетесь не мне, а Самому Господу, Который невидимо присутствует здесь, Тело и Кровь Которого в настоящую минуту находятся на жертвеннике.Сказавши еще несколько прочувствованных слов, отец Иоанн продолжал:– Слушайте... буду читать покаянные молитвы.– И тотчас же начал читать их, обратясь лицом к народу.– "Боже Спасителю наш,– читает восторженно, громогласно и умилительно отец Иоанн,– прости рабов твоих сих".– Слова "твоих сих" читает протяжно, разбивая их по слогам. При этом своей раскрытой десницей проводит над главами внизу стоящих и молящихся, как бы отдельно указывая каждого милосердому Судии. Тогда невольно дрогнуло у каждого сердце. Каждый чувствовал, что вот он именно, а не кто-либо другой, сейчас должен дать отчет Богу за прожитое время, за все свои дела. Не укрыться ему теперь за другими от этого Судии.Продолжается чтение молитвы. Голос пастыря все возвышается и возвышается. Иногда, во время чтения, он еще выразительнее, как пророк грозного и праведного Судии, указует перстом в толпу, в ту или другую сторону храма... Все эти и подобные этим жесты весьма трогательны, чрезвычайно поясняют смысл читаемого и производят на массу сильное впечатление.Прочитавши первую покаянную молитву, отец Иоанн заявляет, что ее нужно "протолковать", и продолжает свое поучение. Говорит, конечно, без тетрадки. Говорит просто, без всяких ораторских приемов. В одном месте ему никак не удавалось правильно построить фразу. Проповедник остановился на несколько мгновений и потом, заявив, что он "не так сказал", спокойно продолжал свою речь. Слово его отличалось внутренней силой, властностью (1 Кор. 2, 4; 4, 20) и нисколько не напоминало чтения мальчиком хорошо вызубренного урока. Говорил он с глубокой верой в каждое свое слово, готовый за каждое слово даже пострадать, потому что все говорил от сердца, говорил то, что сам своим личным опытом хорошо изведал. Это не были только "хорошие фразы", тщательно собранные из всевозможных сборников и книжек. Вот что он говорил народу.– В этой молитве к Богу Отцу, Первому Лицу Пресвятой Троицы, Господу Всеблагому, Всесвятому, Вездесущему, Премудрому, Всесоздавшему, Всемогущему, Всеправящему, Страшному всякой твари, Святая Церковь молит Господа, чтобы Он даровал помилование грешникам и грешницам, простил бы им прегрешения, всякие беззакония, совершенные или по легкомыслию, или по необдуманности вольно или невольно, простил бы и помиловал бы, как некогда помиловал пророка и царя Давида, тяжко согрешившего перед Богом. Прогуливаясь однажды на террасе своего дворца, он увидел купающуюся очень красивую женщину, молодую еврейку, пленился ее красотой и пожелал сделать ее своей женой. Но эта еврейка была замужем. Чтобы исполнить свое греховное желание, Давид отправил ее мужа на войну и приказал поставить его на опасное место, где и сразили его неприятельские стрелы. Таким образом Давид достиг своей преступной цели и, упоенный греховной страстью, не хотел думать о том, какое тяжкое прегрешение совершил перед Богом. Но Господь Бог умилосердился над грешником и послал к нему пророка Нафана для вразумления и наставления. Пророк обличил царя в беззаконии и убеждал его раскаяться. Тогда царь сознал свой тяжкий грех и ужаснулся его. Посыпав главу свою пеплом в знак смирения, начал горько плакать и искренно, горячо каяться перед Господом. И Господь услышал его скорбную мольбу, и простил его грех. Святой Дух, Который оставил его после согрешения, снова вселился в него после его раскаяния и не оставлял его до конца дней его. Царь Давид свое искреннее и сердечное сокрушение о грехах выразил в псалмах, в которых благодарил и прославлял Бога. Он оставил после себя книгу Псалтирь, употребительнейшую в православной церкви. Его 50-й псалом: "Помилуй мя, Боже" представляет собой прекрасный и ничем не заменимый образец сердечного покаяния.Братья, царь Давид был человек благочестивый, кроткий, незлобивый, мудрый, имевший дар пророчества, хороший был человек, и то согрешил, не уследил за собой, украл единственную жену! Царь, пророк, святой муж – и пал так глубоко! О, как легко согрешить человеку. Нужно быть бдительным к своей душе, нужно всегда следить за собой, обуздывать свои чувства. Нужно каждый день и час, каждую минуту следить за собой и предвидеть заранее греховные желания свои и оберегать себя от искушений, ибо дьявол, как лев рыкающий, бегает за нами и ищет, кого бы поглотить. Для этого нужно обдумывать и взвешивать каждый свой шаг и всякий свой поступок.Другой царь Манассия отпал от Бога и впал в идолопоклонство, занимался волхвованиями, вызыванием духов, был спирит по-нынешнему и детей своих учил тому же. Неблагодарный, гордый, он презирал народ, любивший Бога, а себялюбивых, подобных себе, ласкал и приближал. Своими беззакониями он прогневал Бога; долготерпение Господне истощилось. Во время войны Иудеев с Ассириянами Манассия был взят в плен, руки и ноги его были закованы в колодки, а в нос было продето кольцо. В таком позорном виде, как зверя, его провели по Вавилону и бросили в смрадную темницу, где и держали три месяца. Братья, человек не может жить без наказаний, этих истинно посещений Божиих, за которые мы всегда должны благодарить Бога. Иногда только наказания могут отрезвить человека, просветить его духовное око, указать ему его действительное, а не им самим вымышленное, положение. И Манассия, только находясь в тяжком плену, опомнился, сознал свои грехи перед Господом и сознал свое ничтожество и бессилие. Теперь он понял, что он червь, что гордиться ему нечем, потому что перед Господом все равны. Всех Бог создал одинаково, создал из одной персти и в перст всех обратит. И начал Манассия усердно молиться, каяться, день и ночь плакать о своих заблуждениях. Господь услышал его мольбы и простил его. Царь Манассия составил покаянную молитву, которая читается теперь великим постом на повечерии.В лице этих двух царей, Давида и Манассии, тяжко согрешивших. Святая Церковь представляет нам, братья, образцы искреннего и глубоко-сердечного покаяния. Господь Бог – страшный Судия всей земли. Он не посмотрит ни на чье лицо: мужчина или женщина, отрок или отроковица, царь или простолюдин, барин или мужик, генерал или солдат, богатый или бедняк. Перед Ним все равны: Он смотрит на сердца, смотрит, каково упование человека, какова его вера, каковы его дела. С людей высокостоящих, образованных Господь больше взыщет, чем с простолюдинов, когда они грешат, пьянствуют или прелюбодействуют. Братья, ах как силен грех! Грехи – это воры, разбойники, которые постоянно обкрадывают нас. Они облекаются обыкновенно в благородные, заманчивые одежды и делают нас бедняками перед Богом и даже врагами Его. Кто из нас без грехов? Кто не горд? Кто не честолюбив? Кто не обижал друг друга? Кто не оболгал ближнего своего?Поучение, по-видимому, простенькое, не хитро-витиеватое, – такое поучение, которое может составить и произнести без особенного затруднения всякий сельский священник. Я много слыхал об отце Иоанне, как проповеднике, и с нетерпением ожидал его проповеди. Но начало его проповеди – да простит мне великий пастырь – я слушал с довольно большим холодом в душе и даже разочарованием. Равнодушно, по-видимому, относился к проповеди и народ. Но далее я не знаю, что случилось со мной и с этой доселе безмолвной массой людей. Какое-то особенное настроение, незримо откуда-то сходившее в души слушателей, начало овладевать толпой. Сначала слышались то там, то здесь лишь легкие вздохи; то там, то здесь можно было наблюдать слезу, медленно катившуюся по лицу умиленного слушателя. Но чем дальше шло время, тем больше можно было слышать глубоких вздохов и видеть слез. А отец Иоанн, видя их, о них-то больше всего и напоминал в своем поучении. И я что-то необыкновенное начал ощущать в себе. Откуда-то, из какой-то недоведомой глубины души, что-то начало подниматься во мне, охватывая все существо мое. Сзади меня и напротив, на правом клиросе, стояли доселе, по-видимому, равнодушные, более любопытствующие лица. Но вот и они преклоняют колена и проливают слезы. И у меня растеплилось сердце черствое, огрубелое. Скатилась слеза и у меня из глаз, слеза чистая, покаянная, слеза святая, слеза благодатная, слеза живительная, слеза спасительная. А что творилось в это время в народе! Из всех сторон кричали:– Батюшка, прости, батюшка, помилуй; все мы грешники; помолись, помолись за нас.Бушевало море. Стало так шумно, что больше ничего не было слышно из речи отца Иоанна.– Тише, тише, слушайте, – громко кричал отец Иоанн, властно призывая рукой всех к молчанию. На несколько мгновений смолкал этот великий шум, но потом с новой силой он раздавался опять, начинаясь сначала где-либо в одном месте, а потом постепенно охватывая всех молящихся. Как сильный гром перекатывается по необъятному небу, так перекатывались из края в край по громадному храму народные вопли о молитве, прощении и помиловании. С немалым трудом пришлось водворить в храме тишину. Отец Иоанн начинает читать далее вторую молитву перед покаянием. Читает ее также с глубоким чувством и выразительностью. Прочитавши молитву, он снова начал "толковать" ее.– В этой молитве, которую я сейчас произнес, Святая Церковь молит Первопастыря, чтобы Он, Многомилостивый, простил наши неправды, наши грехи, помиловал, избавил нас от вечной муки, простил беззаконные намерения, мысли наши и беззаконные поступки. Святая Церковь молит Иисуса Христа, Сына Божия, взявшего на Себя грехи всего мира и своей Пречистой Кровью омывшего нечистоту душ наших, помиловать нас, как двух евангельских должников, которые сами не могли заплатить большой долг заимодавцам, как блудницу, которая своими слезами омывала ноги Христа и отирала их своими волосами. Господь Бог видел ее истинное раскаяние, желание загладить свои грехи и, даровав ей прощение, отпустил ее с миром. Точно также и все кающиеся искренно сегодня в грехах своих получат прощение и избавление от вечной муки. Нам дано в жизни очень много времени одуматься, чтобы мы поскорбели, погоревали, поплакали о душе своей. Но люди ленятся, не хотят заботиться о своей душе, не хотят бороться с грехами, которые, как тати и разбойники, врываются в их души, не хотят воевать с ними, отгонять их. Господь Бог делает все для любящих Его, а которые дерзко отталкивают десницу Божию – не желают сами себе добра, сами идут на погибель. А без Бога мы и одной секунды существовать не можем: своей жизнью, дыханием, воздухом, которым дышим, светом солнечным, пищей, питьем, – всем обязаны мы Христу. Мы должны Ему без конца, мы Его – неоплатные должники. Мы призываемся быть "народом святым", "людьми обновления", "царским священием". Ведь нам сказано: "Святи будите, якоже свят есмь Аз".При этом снова в народе поднялся прежний шум.– Батюшка, батюшка,– кричали отовсюду, – прости, помолись.– И снова нельзя стало разобрать ничего.– Тише, тише, слушайте, тише,– говорил отец Иоанн. Мало-помалу снова в храме водворяется тишина, прерываемая по временам только глубокими вздохами да слезой, безмолвно катящейся по лицу слушателя.– Господь Бог, страшный и праведный Судия, – продолжает отец Иоанн свою прерванную речь.– Он не помиловал падших ангелов, возгордившихся против Самого Бога, но осудил их на вечную муку. Мы, грешники, грешим каждую минуту и своими грехами прогневляем Господа. Отчего же нам такое снисхождение? Бог Отец послал в мир Сына Своего возлюбленного. Который принял на Себя грехи всего мира, пострадал за грехи людей, снял с людей проклятье, тяготевшее над ними со времени грехопадения первых людей. Господь Иисус Христос своими крестными страданиями избавил нас от вечной муки. Это мог сделать только Сын Божий, а не человек. Бог Отец отдал всю власть суда над людьми Иисусу Христу. Господь Иисус Христос дал власть апостолам, а те– архиереям и священникам, в том числе и мне, грешному иерею Иоанну, – разрешать кающихся, прощать или не прощать грехи их, судя по тому, как люди каются. Если человек искренно кается, с сокрушением сердечным, то священник разрешает его от грехов. Наоборот, если человек кается не искренно, то священник не отпускает ему грехи, чтобы он опомнился. Итак, чтобы получить прощение грехов, необходимо каяться искренно, горячо, сердечно. А у нас, что за покаяние? Все мы только верхушечки, стебельки грехов срываем. Нет, корни, корни грехов-нужно вырывать...Что же такое покаяние? Покаяние есть дар Божий, дарованный Богом ради заслуг Сына Своего возлюбленного, исполнившего всю правду Божию. Покаяние есть дар, данный для самоосуждения, самообличения, самоукорения. Покаяние есть твердое и неуклонное намерение оставить свою прежнюю греховную жизнь, исправиться, обновиться, возлюбить Господа всей душой, примириться с Богом, со своей совестью. Покаяние есть твердое упование, надежда, что милосердый Господь простит все наши прегрешения. Кто не кается, тот делается врагом церкви. Как гнилые сучки или ветки отпадают от дерева, так и грешники нераскаянные отпадают от Главы церкви Христа. Сам Христос есть Лоза виноградная, а мы веточки, питающиеся жизнью, соками этой Лозы. Кто не будет питаться соками этой дивной Лозы, тот непременно погибнет. Раскольники погибают в заблуждении, пашковцы тоже погибают, погибают и толстовцы. Все они грешники не раскаянные. Сами гибнут и других влекут на погибель.Братья и сестры, каетесь ли вы? Желаете ли исправить свою жизнь? Сознаете ли грехи свои? Ленились вы Богу молиться? Пьянствовали, прелюбодействовали, обманывали, клятвопреступничали, богохульствовали, завидовали, хитрили, злобствовали, злословили, воровали? Да, много, много грехов у нас, братья и сестры, всех их и не перечесть...Слово кончено. Обращаясь к народу, отец Иоанн властно и громко теперь говорит:– Кайтесь, кайтесь, в чем согрешили!Что произошло в эти минуты, невозможно передать. Напряжение достигло самой высшей степени и одинаково захватило всю массу. Это был уже не тихий и спокойный народ, а море бушующее. Пламя огня, охватившее внутренность здания, дает о себе знать сначала незначительными огненными языками, вырывающимися изнутри то там, то здесь, и густыми облаками дыма. Потом, пробившись наружу, оно со страшной силой поднимается вверх и почти мгновенно распространяется по всему зданию, перелетает быстро на соседние дома. В эти минуты человеку остается только безмолвно почти смотреть на совершающееся перед ним. Нечто подобное представляла собой и толпа в данный момент. Стоял страшный, невообразимый шум. Кто плакал, кто громко рыдал, кто падал на пол, кто стоял в безмолвном оцепенении. Многие вслух перед всеми исповедовали свои грехи, нисколько не стесняясь тем, что их все слышали:– Не молимся, ругаемся, сердимся, гневливы, злы,– и тому подобное доносилось из всех частей храма.Трогательно было смотреть в это время на отца Иоанна. Он стоял, глубоко растроганный и потрясенный всем. Уста его шептали молитву, взор был обращен к небу. Стоял он молча, скрестивши руки на груди, стоял как посредник между небесным Судией и кающимися грешниками, как земной судия совестей человеческих. По лицу его катились крупные слезы. Он закрыл свое лицо руками, но и из-под них капали на холодный церковный пол крупные слезы. О чем же он плакал? Кто может изобразить его душевное состояние в эти минуты? Отец Иоанн плакал, соединяя свои слезы со слезами народа, как истинный пастырь стада Христова, скорбел и радовался душой за своих пасомых. А эти овцы заблудшие, грешные, увидя слезы на лице своего любимого пастыря и поняв состояние его души в настоящие минуты, устыдились еще больше самих себя и разразились еще большими рыданиями, воплями, стонами, и чистая река слез покаяния потекла еще обильнее к престолу Божию, омывая в своих струях загрязненные души. Громадный собор наполнился стонами, криками и рыданиями: казалось, весь храм дрожал от потрясающих воплей людей.– Кайтесь, кайтесь,– повторял от времени до времени отец Иоанн.Иногда он обращался своим взором в какую-либо одну часть храма и там все чувствовали на себе его взор. Тотчас в этом месте начинали громче раздаваться голоса, заметно выделяясь в общем хоре голосов и заражая еще более толпу. Потом опять везде царил один тон, чтобы усилиться снова там, куда обратится своими взорами отец Иоанн. Как могуче владел он всей этой массой народа– он был как бы какой маг или чародей. Скажи отец Иоанн народу, чтобы он шел за ним в эти минуты, и он всюду пошел бы за своим пастырем... В таком состоянии кающиеся находились не менее пяти минут. Наконец, отец Иоанн отер свои слезы красненьким платком, перекрестился в знак благодарности за слезы покаянные народные.– Тише, тише, братья, – слышится его голос. Не скоро в храме водворяется желательная тишина. Но мало-помалу все смолкает. Слышны одни только вздохи, да слезы струятся по щекам молящихся то там, то здесь.– Слушайте,– говорит протяжно отец Иоанн.– Мне, как и всем священникам, Бог даровал власть вязать и разрешать грехи человека... Слушайте, прочитаю молитву разрешительную. Наклоните головы свои: я накрою вас епитрахилью, благословлю, и получите от Господа прощение грехов.Тысячи голов смиренно преклоняются, читается разрешительная молитва. Берет отец Иоанн конец своей епитрахили, проводит им по воздуху на все четыре стороны и благословляет народ. Какая торжественная и таинственная минута! Примиряется небо с землей; грешники с Безгрешным.После разрешительной молитвы всем чувствовалось как-то особенно легко. Как будто бы громадное какое бремя у каждого свалилось с груди. Эти минуты живо напомнили мне минуты счастливого, радостного, чистого и беззаботного, святого детства. Радостный, освобожденный от тяжкого бремени греховного, народ вздохнул свободно и со слезами благодарности смотрел на кроткое, сияющее духовным торжеством лицо своего доброго батюшки пастыря, который вывел так благодетельно своих овец из мрачных дебрей греха на светлый путь добродетели, к лучезарному дому Отца небесного.Люди, заслуживающие всякого внимания и доверия, нам рассказывали нечто весьма любопытное относительно общей исповеди отца Иоанна. В то время, когда народ приносит искреннее и глубокое покаяние в своих грехах, некоторые из богомольцев видят на солее Спасителя благословляющим народ и разрешающим его от всех грехов. Об этом недавно сообщалось даже и в печати. Вот каков религиозный подъем духа народа в эти минуты, вот каких размеров достигает его напряжение!Затем последовал вынос Пречистых и Животворящих Тайн Христовых. После громогласного прочтения всеми молитвы: "Верую, Господи, и исповедую", началось причащение Тела и Крови Христовых, благодатно приемлемых очищенными и примиренными с Богом душами. Что делалось кругом в это время? Народ устремился волной к святой Чаше. Сколько благоговения, восторга, тихой радости можно было видеть и читать на лицах всех. Какие сцены, нигде даже невиданные мной, постоянно повторялись здесь.Вот что я видел и слышал:– Господи, сподоби причаститься Святых Тайн.– Дорогой, золотой батюшка, причасти.– Батюшка-голубчик, причасти.– Батюшка, причасти. Я больная. Почки болят. Умираю.– Батюшка, и я нездорова, причасти.– Батюшка, причасти; две недели не причащалась.Вот стоит старушка на коленях в стороне, недалеко от отца Иоанна, и просит необыкновенно жалобным старушечьим голосом, едва произнося слова своим беззубым ртом:– Батюшка, причасти.Она как бы замерла, застыла в этом положении. И кажется, никто не услышит ее в этом всеобщем почти смятении и шуме. Но вот услышана и она.– Боженька, причасти,– вдруг я слышу недалеко от себя.– Я не Боженька, а простой человек,– спокойно, без всякого волнения и смущения, но твердо и решительно отвечает отец Иоанн.Вся окружающая атмосфера была наполнена ласковыми словами, обращенными к отцу Иоанну. Она как бы была вся соткана из этих одних слов. Приносят детей причащать. Там вдали где-то раздается вдруг шум, напоминающий собой почти штурм или баталию. Это посадские хотят пробраться через всякие решетки и через ряды полиции, чтобы причаститься. Некоторые, более дерзновенные и храбрые, оттеснивши простых, робких деревенских мужичков, успевают уже пробраться к самым ногам отца Иоанна. Но, увы, батюшка их не только не причастил, но и еще пригрозил, что, в случае нового шума с их стороны, он отлучит их даже от святого причастия на три месяца.– Целуй Чашу-то, благодари Бога,– многим говорил отец Иоанн, причащая их. Благодари Бога! А как часто, действительно, мы забываем делать это...Сколько слез я видел, стоя рядом с отцом Иоанном. У некоторых слезы брызгали моментально, когда они подходили к святой Чаше. Как бы какой источник у них открывался сразу. Умиротворенные все уходили от Чаши. А там вдали медленно двигалась вперед, наступая на передние ряды, темная, серая масса. Думалось, и конца ей не будет. Все смещалось в этой толпе. Со стороны казалось, что как бы двигалось одно какое громадное чудовище, наступавшее постепенно на тебя.Был при этом однажды и весьма скорбный случай. 17 мая произошло событие, о котором невозможно говорить без слез горечи, сожаления и стыда. Произошло несчастье, громко вопиющее о недостатке наших нравов. Дело в следующем: отец Иоанн Кронштадтский, известя всех о скором отъезде в свое родное село Суру (Архангельская губерния), служил на прощанье обедню. Народа набралось в храм до пяти тысяч человек и, когда почтенный пастырь вышел со Святыми Дарами, чтобы приобщить все это множество людей, принесших покаяние среди общей исповеди, толпа хлынула вперед и стеснилась с такой неудержимой силой, произвела такой ужасный переполох, что в одно мгновение, из благообразно и молитвенно настроенной, обратилась в нечто поражающее. Лица, за минуту красные, покрытые потом, вдруг побледнели, исказились; раздались отчаянные крики страдания и испуга – призывы к спасению... Духота сделалась невообразимая, одежда на людях обратилась в клочья, многие, особенно женщины и дети, падали, и тела их топтали навалившаяся вперед задние ряды. Железная решетка солеи едва выдерживала этот страшный натиск. К счастью, еще случившаяся вблизи военная команда, под начальством пристава, успела явиться на помощь: изувеченных стали выносить из церкви в ограду. Там происходили потрясающие сцены страданий: одних, в полубесчувственном состоянии, приобщали священники, сослужившие отцу Иоанну; другим– искалеченным, изуродованным – подавалась первая медицинская помощь; одна женщина, задавленная насмерть еще в соборе, была вынесена сюда – уже трупом.Исполненный скорби и ужаса, отец Иоанн вышел к народу и дрожащим, глубоко потрясенным голосом укорял толпу за ее безумное поведение.– Знаете ли вы, – заключил пастырь свою взволнованную речь, – что, может быть, покаяние нескольких тысяч вас не исправят греха этой одной смерти! Молитесь же!Более двух часов продолжалось причащение многочисленного народа. Вот Святые Дары унесены в алтарь. Вот снова появился с ними перед лицами народа батюшка...– Всегда, ныне и присно, — громогласно пронеслось всюду по всему собору. И едва ли не каждый в это время думал: о, если бы это было так и в действительности.Когда Святые Дары были перенесены на жертвенник, отец Иоанн припал к ним и долго так стоял. Потом он встал и опять припал. Он как бы не хотел с ними расставаться, не мог насладиться лицезрением их.После благодарственной молитвы отец Иоанн вышел на амвон с крестом и радостным возгласом поздравил всех с принятием Святейших Тайн Христовых, во веки веков служащих освящением и очищением душ наших.Сияющий радостью народ, с беспредельной и восторженной любовью к своему дорогому наставнику, единодушно, искренно, горячо благодарил его за поздравление. Приложившись к святому кресту, все спешили по домам, чтобы встретить там дорогого пастыря, ежедневно посещающего своих пасомых в квартирах для приезжающих.Разоблачившись, окруженный значительным числом людей, собравшихся в алтаре, батюшка стал просматривать более неотложные письма и телеграммы. Вынимая из конвертов деньги, небрежно совал их по всем карманам. А часть их здесь же сейчас и раздавал различным людям. Отвечал на различные вопросы. Подписал кому-то две карточки. Подносят еще.– Не буду больше подписывать. Это тщеславие. К чему тщеславиться?– Батюшка, подпиши; батюшка, подпиши,– молят его.– Не буду, не буду...Нарезавши антидору, стал раздавать его присутствующим со словами:– Берите и с молитвой вкушайте; это – вот лучше.Батюшку позвали благословить одну интеллигентную молодую особу. Она лишилась маленькой девочки, которую очень любила и которую поэтому очень оплакивала. Батюшка потрепал ее по плечу, стал гладить по голове, смотреть в глаза, обласкал, приласкал:– Что ты? Что ты? Что с тобой, родная?– Полно, полно, не плачь. Ей ведь там лучше будет. Эх, ты бедная. Бог пошлет тебе еще пятерых и лучших детей.– Не плачь же. Не будешь плакать?– Не буду,– говорит почти уже спокойно дама.– Спасибо за послушание, – твердо отвечает отец Иоанн.Все это было так тепло и мило сказано, что дама совершенно успокоилась и пошла с миром в свой дом. Муж, обрадованный всем случившимся, дал батюшке пачку денег со словами:– Раздайте бедным.Дама пошла с мужем домой, а наблюдавшие всю эту сцену начали снова тесниться к отцу Иоанну, просили благословения, горячо целовали руки, крест и даже одежду батюшки, падали перед ним на колени, о чем-то со слезами умоляли его. Многие просили посетить их отдельно, называя свои квартиры. Не давали ему даже выйти из храма. Когда мы собирались домой, было уже почти двенадцать часов. А иногда в Андреевском соборе богослужение с пяти часов утра продолжается, благодаря массе причастников, даже до полчаса третьего.