Читать «Корона на завязочках» онлайн - страница 30

Время от времени где-то в неведомых верхах руководства вспыхивала идея: без пропусков на студию не пускать. И тогда тетя Надя говорила так: «Я тебя, конечно, знаю. И девочку твою тоже знаю (я часто приходила на студию с маленькой дочкой), но не велено пускать без пропуска».

Ну что делать, — говорю, — не ношу с собой, привычки такой нет, и так пускали. По паролю «доброе утро».

Зато сейчас — вот он, студийный пропуск, только руку протяни. Приехал со мной издалека, но никто не спрашивает.

…Все шло-катилось, как всегда, и никакие распоряжения не могли изменить уклада нашей студийной жизни. Не присутственное это было место. Не было в нем учрежденческого духа.

«Вы что, здесь живете?» — спросил кто-то из заезжих.

«Да, а что?» — немедленно отреагировала Роза Литвиненко.

Ау, Роза! Откликнись.

Однажды на студию пришла моя мама. Посидела она в редакции, посмотрела-послушала, вышла в коридор и сказала: «Милый, но сумасшедший дом». Мимо проходил человек, услышал это, улыбнулся, подошел… Я представила маму. И стала свидетелем невероятного: Глеб Никодимович Шляк поцеловал маме руку. Глеб Никодимович Шляк — многолетний директор студии, по должности своей чужд сентиментов, по сути своей — романтик. Тайный рыцарь.

Но вернемся к проходной.

— Пропуск?

— А я здесь не работаю.

— А, ну тогда проходите.

Конечно, могло быть все, что угодно. Но ничего такого плохого не случалось.

Хотя казусы бывали.

Помню, как во время передачи в настежь открытую дверь Малой студии вошел человек. Время было летнее, вечер душный, передача поздняя. Дверь открыта.

«Ой, как у вас тут инте-ре-е-е-сно…».

— Вы кто? — спрашиваю — Если участник другой передачи, то вам в другую студию.

«Нет, — говорит пришелец, — я так, посмотреть пришел. Спросил, где у вас тут выступают, мне и показали».

Событие, которое иначе, чем «страшный сон», не назовешь, случилось на заре существования студии.

Очередная еженедельная летучка началась так. Наш первый директор студии Григорий Осипович Казарновский заявил: «Телезрители от Урала до Дальнего Востока могли видеть, как в прошлый понедельник Алина выползала из-под рояля».

Было дело.

…Большая студия на ремонте (а, может, ее еще не было, не помню). Все вещание ведется из Малой. Одна камера. За камерой — первый (не хочется говорить — старейший) телеоператор Миша Ларкин.

Сейчас должен начаться концерт Миши Ваймана, и его концертмейстер просит кого-то сесть рядом, чтобы перелистывать ноты. «Особенно важно это в „Экспромте“ Арутюняна, потому-что ноты в ветхом состоянии, — говорит она, — а темп пьесы очень быстрый».

Что делать, сажусь рядом.

Режиссер обговаривает с оператором передачу, принцип монтажа, — камера-то одна — и особое внимание к «Экспромту». Пока третий человек в студии рядом с пианистом — общий план исключается. Ясно? Ясно…

Все идет хорошо. И вдруг ноты падают с пюпитра. Пытаюсь подхватить на лету, но в студии сквозняк, и листки плавно планируют под рояль. У пианистки — безумные глаза: пьеса нелегкая, с длинными проигрышами, без нот не доиграть.