Читать «Как затеяли мужики за море плыть» онлайн - страница 191

А через пару дней после ухода Мейдера засобирался швед Винблан. Ни с кем не прощаясь, что-то процедил сквозь зубы и вышел за порог. Поговаривали, что поехал в Швецию, но мужикам его дорога не больно интересна была — все не любили угрюмого, презиравшего простых людей, а тем более людей российских, вечно пьяного Винблана.

А вскоре и Петр Хрущов объявил во всеуслышанье, что на службу поступил французскую в чине капитана. На прощанье устроил мужикам хорошую попойку, пьяненький ходил от одного к другому, обнимал, просил простить, ежели обидел чем, плакал даже, говорил, что хоть он и шалапут, но Россию любит, да кабы и она его любила крепче, то никогда бы не отдался французам в службу. Еще сказал, что едва случится в России переворот в цесаревичеву пользу, то мигом возвернется и капитуляцию с французами похерит. Пока же, заявил, пусть вылечат ему они его болезнь позорную, в происхождении которой виновны полностью в силу природной своей блудливости. Напоследок — наверно, спьяну — шепнул им, что наилучшим для них считает вернуться назад, в Россию, поелику Беньёвский — прохвост, каких свет не видывал, и изведет их всех до одного. Совет Петра Лексеича многие тогда мимо уха пропустили, но кое-кто запомнил. Когда же уходил Хрущов и все мужики его провожать пошли, вдруг крестьянин бывший Григорий Кузнецов стал умолять новоиспеченного француза взять его с собой на службу. Всем дивным показалось столь внезапное решение их товарища, попытались увести с собой, но Кузнецов, уже с котомкой на плече, цеплялся за Хрущова и вопил, что на Мадагаскаре с дикарями он жить не хочет, а желает быть французом, ибо углядел в народе этом многие достоинства и немалые приятности характера. Тогда Григория мужики назвали дураком, плюнули презрительно и на квартиру двинули.

Через месяц же получили от предводителя письмо, в котором сообщал Беньёвский, что прошение его в правительстве на недоброжелание нескольких персон сановных натолкнулось, но он с упорством Маккавеевым, уповая на помощь Всевышнего и тех, коих на сторону свою склонить сумел, успех получит полный. И терпеливо велел его возвращения ждать.

И ждали мужики. Осень подошла, наступила зима, хоть и не студеная, но мокрая, с ветрами сильными, гнилая. И снова мор напал на мужиков. Пятерых отвезли они в госпиталь портовый, откуда больные к ним уже не возвратились — Волынкин Гриша, бывший солдат Коростелев Дементий, Чулошников Андрюха, посадский человек, купчишка Федор Костромин да и баба одна, острожанка. А предводитель все не приезжал, и почти никто не верил, что он вернется. По вечерам, в кружок собравшись, угрюмились, вздыхали. То, вдруг словно озлобясь неизвестно на кого, кричали друг на друга, обвиняя в том, что поспешно, не подумавши, согласие свое давали на отплытье из острога, на бунт, не нужный никому. Так, накричавшись, раздарив немало слов обидных, оскорблений и будто утешившись этим, замолкали, и только через некоторое время вопрошал вдруг кто-нибудь из них: что ж им делать? И не находилось ничего иного, как только предложенье: ждать и верить. Вот они и ждали…