Читать «Как затеяли мужики за море плыть» онлайн - страница 187
Сергей Васильевич Карпущенко
— Зачем же задаром! Задаром кто ж даст!
— А много ль просят?
— А тебе-то что? — усмехнулась снова. — Не твоя казна скудеет.
Иван вцепился в её руку так, что вскрикнула молодка.
— Нет, врешь, врешь, моя, моя казна! Ты мне невеста, я венчаться с тобой собрался! Али забыла, как мы с тобой любились? Отчего же ты другою стала, токмо на землю чужую ступила? Ведь другою ты была, так отчего ж переменилась? Ведь переменилась, да?
— Переменилась, — устало махнула рукою Мавра, и снова горький винный запах обдал Ивана.
— А господин Беньёвский… тоже торговал тебе безделки разные? — с опаской, осторожно спросил Иван, боясь ответа.
— Да не безделки, Ваня, — улыбнулась Мавра, — а добро цены немалой. Но токмо ты не думай, что я в должницах у него хожу, не из таких я. А теперь посторонись — пойду, спать очинно хочется.
И, ручкой своей отстранив Ивана, пошла молодка, чуть качаясь, вдоль борта, но юноша в два шага её нагнал, снова за руки схватил, умоляюще шептал:
— Ну, скажи, скажи, что не было того! О каком там долге говорила, о каком добре?
Но глаза её взглянули на юношу с бесстыдством пьяным, тусклым, в которых прочел он все. Нагнулся быстро, одной рукою бедра обхватил, над бортом поднял и вниз головой послал туда, где кипела черная соленая вода и где не было спасенья, но только пагуба неотвратимая. Оттуда, с самых волн, донесся до Ивана её последний крик, короткий, жуткий, жалкий — то ли чье-то имя прокричала, то ли позвала на помощь. И стихло все.
И до самого утра, покуда не подняли его и не увели, стоял Иван на коленях, железной хваткой мертвеца вцепившись в борт, безумным взглядом смотря на волны и шепча то ли молитву, то ли чье-то имя.
В горячке сильной он пролежал неделю целую в корабельном лазарете, и все думали, что он умрет. Но Иван не умер, а только страшно похудел и почернел лицом. Как-то зашел к нему Беньёвский, нахмуренный, с лицом недвижным, помертвелым, точь-в-точь как у Ивана. Сел рядом с его постелью, участливо спросил:
— Ну как ты, Ваня?
Больной ответил слабым голосом и неохотно:
— Бог милостив к преступникам, — полегче…
— Нет, Иван, не ты преступник, — решительно сказал Беньёвский, — а вот они, твои соотчичи! Я выведал — оговорили они перед тобою Мавру, очернили… невиноватую. Они её убили, а не ты! Скажи, ну можно ль таких злодеев жестокосердных соплеменниками называть?! — вскрикнул резко, привставая. И добавил глухо: — С ними ты не будешь боле. Со мною будешь! Держись меня, Иван, и никогда не пожалеешь.
— Да, я знаю, знаю, — кивнул Устюжинов и потянулся за рукой Беньёвского. — Теперь дороги наши уж разойтись не смогут, до смерти… одного из нас.
Беньёвский судорожно скривил лицо гримасой — то ли от боли сильной, то ли от восторга, поцеловал Ивана в сухие губы и вышел.
«Делаверди» и «Дофине», развевая белые флаги свои, блиставшие золотыми лилиями, счастливо приближались к Иль-де-Франсу. Не считая схватки с пиратами, пропажи Мавры (о чем аккуратный де Круассар сделал запись в судовом журнале) и смерти на «Дофине» русского полковника, так успешно стрелявшего по корсару, плаванье спокойно проходило. Батурин же, умерший незадолго до прихода на остров, был по обычаю морскому зашит в мешок, к его ногам привязали двенадцатифунтовое ядро, корабельный поп прочел над ним молитву, и тело славного артиллериста, утешившего себя победой в сражении последнем, под канонаду орудий корабельных, погрузилось в зелено-голубую воду далекого от родины его Индийского океана.