Читать «Ган а-Надив (Сад Щедрого)» онлайн - страница 2
Александр Шамес
Однако, простой перевод ивритских слов на русский показался мне явно недостаточным. В процессе этой работы я осознал, что надо не только переводить, но и объяснять понятия. Очень многое изменилось за последние 5 лет как в Израиле, так и в мире в целом. Поэтому даже "свежим" израильтянам, приехавшим в страну пару лет назад, многие реалии 1992 года будут не более понятными, чем их друзьям из России или Америки. Так Перевод превратился в Примечания. Они пронумерованы, вынесены в конец повести и не мешают читать текст. А кому будет интересно — Вы можете заглянуть в Примечания и посмотреть, что же это все означает. Мне было тем более занимательно писать эти примечания, потому что я получил замечательную
возможность взглянуть из сегодня на Израиль и себя самого тогда, в 1992 году. Какими мы были, какими стали — судить Читателю. Я старался быть честным.
Получилось?…
Итак:
Основное место действия — Израиль.
Время действия — начало 90-х годов ХХ века.
Обстоятельства действия — Большая Алия[1].
Автор заранее приносит свои искренние извинения за какие-либо совпадения имен, событий или замыслов вымышленных персонажей с реальной жизнью.
"Да не оскудеет рука дающего!"
Пролог
Алик (Александр Бронтман, 32 лет, специалист по микропроцессорам из Москвы, женат, детей нет, в стране полтора года, живет в караванном поселке[2] N):
— Лялька… Ну почему я не могу думать ни о чем другом? За какую мысль не зацепишься, все скатывается к одному и тому же… Эх, Лялька, Лялька! Что с нами тут произошло? Как ни крутись, жизнь теперь четко разделена на тут и там. Там мы до поры до времени жили нормально. Было где жить: спасибо, "старики" позаботились.
Была интересная работа в приличной "фирме": платили немного, но по тогдашним меркам хватало. Была компания… Жили совсем неплохо: на концерты ходили, в музеи, перечитывали любимые книги, говорили обо всем на свете, любили друг друга без памяти… И вдруг — трах-бабах, перестройка! Митинги, совместные предприятия, работа в компьютерных "фирмах"…
За день зарабатывал больше, чем раньше за год. Ляльку приодел, машину купил. Жить бы и жить. Но "занавес"-то уже приподняли! И многие увидели, что такая жизнь — лишь новая ступень нищеты… Друзья, что помудрее, вовремя потянулись за рубеж. Кто на Запад, кто на Юг. Расползались, как тараканы.
Пошли письма: Мюнхен, Бостон и, конечно, отсюда, из Израиля. Все вроде бы устраивались. А тем временем на улицы Москвы уже выходили местные "наци", тринадцатикопеечный батон стал стоить пятерку[3], на совместные предприятия нажимал двойной пресс: рэкета и Советов народных депутатов.
И мы начали собираться. Нам проще, чем нашим "предкам": "Вы, Алинька, молодые — устроитесь! И деткам вашим будет…" Деткам? Деткам может быть и будет. Но мы то тоже хотим! Ни я, ни Лялька не были настолько наивны, чтобы ожидать от этой страны бурной радости по поводу нашего приезда. Однако, надежда пробиться была. Все-таки там не числились в самых последних. Как хорошо было сначала: аэропорт Бен-Гурион[4], первые шекели[5](показалось — много!). Потом — ульпан[6] в киббуце[7], вкусная еда, хорошая компания. В Москве уже давно так хорошо не сидели! По вечерам — умные разговоры обо всем: о Торе[8], о Цахале[9], о положении на Ближнем Востоке (в свете, конечно же, нашего светлого будущего). Ведь теперь мы — дома! Дома? Неужели же это — мой дом?! Караван-вагончик на две семьи, благотворительские синтетические подушки (моим бы врагам на них спать!), эфиопские дети[10] в парше, ни одного деревца в радиусе трех километров, крикливые бухарцы[11]за окнами и автобус до города — раз в час… А что стало с нашей веселой киббуцной компанией? Опустившиеся от безделья и озверевшие от безнадеги интеллектуалы стали попивать… Водка здесь, конечно, дешевая — пять шекелей на шуке. И вкусная. А после, после водки — что?… Опять споры до хрипоты: "Авода"[12],"Шас"[13],"Ликуд"[14],"Идуд"[15]… Бесконечная тягомотина на тему "Нету": жилья, работы, денег, свободы…