Читать «Черный став» онлайн - страница 79

— Ганка!.. Ганочка!.. — испуганно окликнула старуха дочь.

Девушка проснулась и открыла глаза. Она удивилась, увидев мать сидящей на постели.

— Чего вы, мамо?..

— Тссс… — сказала старуха, подняв к ней дрожащую руку.

В саду снова послышались шаги; опять кто-то, тяжело ступая, шел к дому. Старуха сидела, не шевелясь, глядя на дочь полными страха глазами…

Ганка быстро спустила на пол босые ноги; мать замахала на нее руками.

— Не ходи, Ганночку… — торопливо зашептала она, вся трепеща. — То ж он, тот самый…

— Кто, мамо?

— Тссс…

Шагов уже не было слышно: они затихли в погребе.

Где-то внизу, под полом, раздался гул, точно там бросили что-то тяжелое, потом послышался протяжный стон и опять это отвратительное баранье блеянье.

— Слышишь? — спросила шепотом старуха, закрывая глаза, почти лишаясь чувств от страха. — Как в Гирявке…

Ганка слабо пошевелила побелевшими губами, но не издала ни звука. Ее лицо стало совершенно белым…

Тяжелые шаги в саду уже удалялись от дома по направлению к воротам. Глухо стукнула калитка — и все стихло. Но мать и дочь долго еще сидели на постелях, скованные страхом…

В селе пели первые петухи.

Эти странные птицы и теперь, как в древние времена, таинственно чуя приближение ночи, вдруг просыпались и кричали — ровно в двенадцать часов, точно предупреждая о недремлющих ночных темных силах, враждебных человеку. Просыпается неведомо отчего петух, хлопает крыльями и посылает в тьму ночи охрипшим от сна голосом свой протяжный, таинственный, Бог знает чем вызванный и что означающий крик. Где-то далеко-далеко ему отвечает другой, точно заслышав весть опасности. На крик второго откликается третий, потом четвертый, пятый — и вот по всему селу, во всех дворах, уже многоголосым и разноголосым хором поют петухи, эти странные птицы, так таинственно чующие полночь, зловещий час, отмеченный в сказках и суеверных сказаниях о ночных кознях нечистой силы. Они поют минуты две-три, оглашая сонную, ночную деревенскую тишь бодрыми, звонкими, предостерегающими голосами и потом, точно совершив важное дело, затихают и засыпают, чтобы ровно через два часа снова проснуться и кричать. Умолкают они не все сразу, а постепенно, убавляя число голосов в том же порядке, как и начинали свое пение и, наконец, раздается последний, хриплый, рвущийся крик старого петуха, которому уже никто не отвечает, точно он дал знак к молчанию. Иногда, спустя несколько минут, вдруг неожиданно зазвенит где-нибудь тонкий, одинокий голос совсем молодого, еще неопытного петушка, — но он тотчас же сконфуженно умолкает, обескураженный глубоким молчанием уже заснувших товарищей…

В деревне люди так привыкают к ночному пению петухов, что вовсе и не слышат его и не просыпаются от него. А старухе Марусевич и Ганке пришлось в эту ночь прослушать их все три раза. После вторых петухов мать и дочь уже лежали в своих постелях, успокоившись, но все еще напряженно прислушивались, — не зазвучат ли опять в саду шаги и этот ужасный смех, так напугавший их, походивший на тот, какой они слышали на хуторе Коваля в ту ночь, когда он был зарезан.