Читать «Воспоминания о Николае Шипилове» онлайн - страница 31

Но мне ясно и другое. Достойно благополучный финал для Коли был бы возможен, если бы история страны пошла по другому руслу, миновав соблазн перестройки с ее беспределом, бессмысленной и беспощадной коммерциализацией, буржуазной пошлостью. В этом случае творчество Николая получило бы истинное признание и в литературном мире он занял бы ту же позицию, какую занимали в советский период всенародно признанные Распутин, Белов, Шукшин… А песенное наследие, издаваемое большими тиражами, сделало бы Шипилова народным любимцем, подобно Высоцкому…

Мог ли человек такого творческого и личностного калибра, каким был Шипилов, получить массовое признание сегодня? Вопрос бессмысленный. Современное широкое признание возможно только через ТВ и FM-радио — а там царит та же бепредельная пошлость. Даже такой шедевр, как пророческая песня «После бала», в которой Коля предсказал свою смерть, не может существовать в нашем музыкальном пространстве в шипиловском исполнении, с его пронзительной, искренней интонацией. Она должна быть адаптирована к вкусу толпы, через эстрадную обработку, что и сделал Маликов. Только в таком виде она станет «Песней года-1998». Коля прекрасно понимал свою не-рыночность и не хотел идти на поклон сильным мира сего, просить деньги на выпуск компакт-дисков. Когда после триумфа 1998 года серьезные коммерсанты от шоу-бизнеса предложили ему продать несколько песен для эстрадных звезд, он напрочь отказался — в нежелании размениваться на мелочи он оставался верен себе всю жизнь. Этот жизненный сценарий внутренней эмиграции абсолютно органичен для Шипилова. Коля предпочел при жизни категорически не суетиться и не участвовать в ярмарке тщеславия, а сосредоточиться на самом процессе творчества, предоставив возможность распорядиться его плодами друзьям и потомкам.

Когда я послушал сам и дал послушать своим друзьям, знакомым диск «Золотая моя, золотая» с Колиными песнями, мы, не сговариваясь, отметили, что шипиловский талант, яркий и мощный уже с юности, под конец жизни поднялся на какой-то иной уровень. Сама основа — душевная боль, ранимость, сердечность — осталась, но пришло новое состояние духа — наполненное глубокими надличными переживаниями по поводу поруганной и распятой родины. От темы личной неустроенности художника, непонятого эпохой, внутреннего «эмигрантства в своей отчизне» Шипилов обратился к теме России, ее кресту и назначению, глубочайшему неприятию социальной несправедливости новорусской эпохи. Достаточно послушать его песни «Ко мне постучался товарищ хороший…» или «Шахтерскую», чтобы увидеть, что Шипилов перерос личную боль и заговорил как творческий ходатай, как молитвенник за страну. Он действительно изменился, вырос, развился, в каком-то смысле переродился — оставаясь собой и не изменяя себе. Можно сказать, что этой глубинной трансформацией он опроверг философию своего старшего друга и литературного учителя Ивана Овчинникова, который был убежденным сторонником идеи неизменности характера русского человека. У Ивана даже есть стихотворение-заклинание о том, чтобы никогда не изменяться, никуда не развиваться, а просто собой оставаться. Шипилов в этом вопросе вроде бы соглашался с Иваном. Но вот на вечере в Новосибирской филармонии в 2001 году камера запечатлела слова Коли, что ему важно развиваться — и в своем творчестве, и во взглядах на мир. Формула «измениться, не изменяя себе», мне кажется, наилучшим способом объясняет все, что произошло с Шипиловым к концу жизни. Духовно он изменился так глубоко, что сумел понять и выразить какую-то пока еще не разгаданную русскую тайну, которую всем нам предстоит понять.