Читать «Орлица Кавказа» онлайн - страница 7

— Цел и невредим.

— Как тебя прикажешь понимать?

— Это? Аманат[8].

— Аманат — свят.

— Знаю. Потому я с углем сюда явился. Кузнец отер вспотевший лоб.

— Гость, говорят, богом дарован. Но, по правде, если пронюхают, что у меня эта винтовка, лучшее — каземат, худшее — Сибирь!

— Похоже, струхнул, кузнец?

— Если голову жаль ради друга сложить, то и на плечах незачем носить.

— Что ж ты, кум, так побледнел?

— Как бы ни бледнел, за аманат будь спокоен. — Томас выпрямился. — Пропаду, а не подведу.

Аллахверди передал ему и одежду.

— Знаешь, Аллахверди, я вот как думаю: тот, кто поступится таким доверием, — последний сукин сын! — Кузнец сжал руку в кулак. — Ведь если в корень смотреть- ради кого Наби, сын Ало, в горы подался? А Хаджар в тюрьме томится? Ради нас, зангезурцев, мусульман, армян! То-то власть хвост поджала. С нами повежливее стала, уже и плетки свои не ^пускают в ход. И при женах, детях, как прежде, не изругают. К девушкам нашим теперь боятся приставать! А случится мне коня подковать — казаку ли, стражнику ли, — заплатят…

Аллахверди спросил:

— Скажи-ка, если вот сейчас казаки нагрянут, у тебя айналы обнаружат, как выкрутишься?

— У меня ж ворота заперты!

— А если оцепят?

— Коли зангезурская женщина в тюрьму угодила, то зангезурским мужчинам одно место — в бою.

— Верно, Томас, верно, — гость похлопал кузнеца по широкой спине. — Будь здоров.

И с этими словами он выглянул за дверь, проверил надежность стремянки, упиравшейся в раму чердачного проема.

— Ты что это, кум?

— Думаю, аманат надо бы понадежнее спрятать. Может, к сумеркам из Гёруса обернусь и заберу.

— А коня?

— Конь пока пусть здесь останется.

Томас проговорил, почесывая голову с уже редеющими волосами:

— Может, еще чем могу подсобить?

— Пока одно: держать аманат в целости и сохранности.

— Ну, это и бабе под силу. Я тебе о мужской помощи.

— Хранить аманат Наби — это и есть мужское дело.

— А если туго придется — можем кузницу на замок запереть и податься в горы.

— Я тоже было так подумал.

— Что ж не подался?

— Наби не велел.

— Почему ж? Разве Наби не хочет пополнения?

— Говорит, кто нам помогает, тот все равно что с нами в бой идет!

Глава шестая

Уверившись, что на кузнеца можно положиться, Аллахверди перекинул хурджин через плечо, отпер ворота и, пройдя через кривые тесные улочки, направился в Гёрус. Добрался до каземата, что расположен был на отшибе. И видит: власти живую стену вокруг каземата возвели. Казак к казаку, солдат к солдату, И птица не пролетит. Выходит, начальство зангезурское что-то учуяло, пронюхало… Понимало, что, хоть Хаджар в темнице, а Наби с удалым отрядом на воле. И тут гляди в оба. Рано ли, поздно ли, — жди заварухи! И тогда — кто кого. Либо Наби вызволит жену-подругу, ускачет, ищи-свищи, либо костьми ляжет вот у этих каменных стен. И потому шли донесения о Наби, как об очень опасном враге — от зангезурского начальника к гянджинскому генерал-губернатору, оттуда — в Тифлис, к кавказскому наместнику, а из Тифлиса — в Петербург, его императорскому величеству. И для вящей убедительности, число его вооруженных сторонников росло от донесения к донесению. Дескать, если не пресечь действия «кавказского Пугачева», то, чего доброго, поднимется весь Кавказ и империю потрясет невероятная смута. И потому посылались в эти края рота за ротой. Гёрус превращался в крепость. Отсюда в горы шли казачьи отряды, солдаты в серых шинелях. Перекрывали недоступные даже для джейранов проходы, блокировали горные тропы. Взоры всех сейчас были прикованы к гёрусскому каземату, все об этом думали, — и враги, и друзья, и та, и эта сторона. Аллахверди, давно уже всем сердцем преданный гачагам, отдавал себе отчет, какими жертвами чревата эта борьба не на живот, а на смерть. Он знал, на что идет. Знал и то, что, случись с Хаджар беда, каким это будет великим укором для него. Чего доброго, и в отряде дела разладятся. А врагу того и надо, выждет момент, передавит, перетопчет, перевешает; и сообщникам не поздоровится. И огласит дороги — от зангезурских гор до сибирской тайги звон кандалов. То-то будет веселье для господ-беков, ханов, есаулов, старост, лабазников и купцов. Алачики[9] подпалят, хибары порушат, голь, батраки кровавыми слезами изойдут. Если подумать, дело ведь вовсе не в одной Хаджар.