Читать «Счастливчик Лазарев» онлайн - страница 76
Владимир Константинович Сапожников
— Извините, — робея под холодным взглядом женщины, сказал Никитин. — Где мы находимся?
— Вы что, не понимаете? — спросила женщина. — Через час пятьдесят восемь минут мы улетаем. — Она опять взглянула на свои часы со светящимися стрелками. — Прощайтесь с близкими.
«Благодарю покорно. Прощайтесь! — подумал Никитин. — Во-первых, я лежу, а во-вторых, теснотища тут, кого куда посадишь?»
— С кем в первую очередь хотите проститься? — настаивала женщина. — Решайте скорее, не тяните.
Сказать он не успел, лишь вспомнил о сыне и тотчас увидел Сурена. Они идут по знакомой улице, звенят по мостовой ручьи, на голых еше деревьях заливаются недавно прилетевшие скворцы. От радости, что они идут вместе с сыном, что Сурен вернулся и больше не уедет в Москву, Никитину хочется проказничать, шалить по-ребячьи, говорить встречным девушкам комплименты. Весна…
— Прощайтесь, — напоминает черная женщина.
«Вот навязалась!» — сердится Никитин и пугается, вспомнив, что она слышит мысли.
— Прощай, сынок! — говорит Никитин. — Я улетаю.
Но сын не отзывается, идет себе как шел, даже не обернувшись в сторону Никитина.
— Я улетаю, сынок, — повторяет Никитин. — Теперь тебе придется вставать пораньше, готовить завтрак. Обязательно утром что-нибудь горячее сообрази: кофе, глазунью…
Но Сурен по-прежнему молчит, будто не слышит. «Надо сказать какие-то очень важные, самые нужные слова», — думает Никитин.
— Купи себе зимнее пальто, тут не Москва. А лучше в ателье сшей, на ватине. С каракулевым воротником.
«Пустяки какие-то в голову лезут… И чего он молчит? — терзается Никитин. — Обижается, что улетаю? Но я же, наверное, не насовсем…»
Никогда они не прощались с сыном так холодно. Расставаясь, обычно шутили, балагурили, пропускали в буфете по рюмочке коньяку.
— Ну, будь здоров, — говорит он сыну. — Не забывай о зарядке. И велосипед не бросай: свежий воздух — великое дело…
«Не то я говорю, — мается Никитин, — совсем не то. Надо бы сказать: «Спасибо, сын, что стал родным, спасибо, что доверился. За тепло сердца спасибо».
Но не любил Никитин сентиментальных, дамских слов…
— Ну, бывай, — говорит он и протягивает руку.
Сын не замечает его руки, и она тяжело падает, словно чугунная, стукнувшись о ручку кресла…
И опять круглая комната, в иллюминаторах что-то сверкает, искрится. Никитин догадывается: снаружи работает электросварка, какую-то приваривают деталь.
— С женой будете прощаться? — спрашивает строгая дама уже в синих сталеварских очках, прикрываясь ладонью от голубых вспышек.
«Где же я все-таки нахожусь? — ломает голову Никитин. — Похоже на космический корабль. Я лечу в космос? Это я-то космонавт? С моим сердцем?»
Но расспрашивать черную женщину Никитин не решается, говорит только, что с женой прощаться не будет, а вот если можно…
— Конечно, можно. Сегодня вам все можно.
…На берегу реки большие березы, на траве пятна солнца. Березы старые, и над головой густой зеленый шум. Никитин рубит дрова для костра. Варвара Анатольевна, в легком халатике, жмурясь от дыма, что-то делает над парящим котелком, изредка откидывая локтем светлую прядь. Они вдвоем на берегу речки, им выпало «дежурить по кухне». Где-то в березах тренькает не смолкая зорянка, а внизу сонно позванивает речка.