Читать «ТВ-эволюция нетерпимости» онлайн - страница 27

С. А. Муратов

Разумеется, какую-то часть объективной картины, развернувшейся перед оператором, зритель уловит. Но, с точки зрения строгих экспертов, частичная объективность — не объективна. Изложение фактов, которое не идет дальше фактов, отрезает событие от своих корней. Такие факты лишаются свойств, объясняющих их природу, изолируются от социальной системы, наполняющей их смыслом. «События не становятся событиями, пока человек не даст им своей интерпретации".

Речь, по существу, идет о явлении, известном любому физику, как «возмущающее воздействие на объект». Когда инструмент наблюдения уже своим присутствием меняет свойства наблюдаемого предмета. Это все равно, как если бы мы решили определять показания секундомера в темноте, ощупывая секундную стрелку пальцем. За такое вмешательство приходится платить неопределенностью результатов. Принцип неопределенности приводит ученых к грустному выводу, что наблюдаемый нами мир — это мир плюс воздействие наблюдателя.

Но отсюда не следует, что окружающая реальность не познаваема.

«Сейчас я начерчу вам прямую», — говорил математик, рисуя зигзагообразную линию на школьной доске. Затем поворачивался к аудитории и объяснял: начертить прямую невозможно, поскольку никакая поверхность, в том числе и поверхность этой доски, не является идеальной плоскостью. Но это не значит, что не надо пытаться ее чертить. После чего он стирал прежнюю линию и рисовал новую, более близкую к истине. «Точные науки называются точными не потому, что они достовернее, чем другие — считал знаменитый энтомолог и историк науки А. Любищев, — а потому, что в точных науках ученые знают меру неточности своих утверждений».

Вскоре после перестройки в Советском Союзе прекратили выпуск географических карт с намеренно допущенным искажением, при котором меняли /слегка!/ направления рек и дорог, переиначивали границы районов и масштабы поселков. Это делалось с 30-х годов — с той поры, как Внешнее геодезическое управление было передано в систему НКВД. Никакой шпион по этой карте не смог бы сориентироваться на местности /советские граждане, впрочем, тоже/. Но никакому диверсанту и в голову не пришло бы пользоваться советскими картами. Изображаемая на них реальность соответствовала действительности не больше, чем положительные герои соцреализма соответствовали своим прототипам.

Неумолимое воздействие пропаганды в советские годы охватывало все стороны жизни. Чтобы получит непредвзятое представление о реальности приходилось читать между строк и сопоставлять различные источники информации.

Но «мы считаем, что разъяснить мир, как он есть — наша главная задача», — писал Д. Вертов в 1924 году. В этом тезисе как бы в свернутом виде заключалась исходная концепция режиссера.

Оппонентам само стремление "разъяснить мир, как он есть" представлялось нелепостью. «Разъяснение» исключало возможность предъявления того же мира "в первоисточнике». В самом деле, как совместить уникальное свойство объектива демонстрировать жизнь в оригинале с присутствием авторской позиции в том же фильме? Если публицист не скрывает своего отношения к реальности, на которую направлены объективы, то как может он в то же самое время стремиться к демонстрировать "жизнь, как она есть"? И, напротив, если он демонстрирует «жизнь, как она есть», — то как можно всерьез принимать декларации автора об активности занимаемой им позиции?