Читать «Демидовы (Каменный пояс, Книга 1)» онлайн - страница 14

Евгений Федоров

Никита осклабился, почтительно поклонился толмачу:

- Ружьишки приволок, своих рук работенка.

- Ну, кузнец, чем порадуешь? - Царь запросто обнял Никиту. - Садись, рассказывай.

Народ посторонился. Никита понял оказанное почтение, крякнул, неторопливо огладил цыганскую бороду.

- Вашего величества приказ выполнил. Прослышал, что в ружьях вышла нужда, - свои, тульские наработал...

У Петра усы шевельнулись, глаза засияли; хлопнул кузнеца по плечу:

- Молодец, Демидыч! Тащи ружья!

Иноземные мастера, презрительно поджав губы, недоверчиво разглядывали Никиту. Однако туляк нисколько не смутился; он проворно извлек из возка пару ружей и внес их в горницу. Немцы оживились и, даже не глядя на фузеи, посмеивались, заранее радовались неудаче русского кузнеца; но вышло по-иному. Генерал Лефорт, весьма чтимый царем за ум, внимательно осмотрел ружья и похвалил:

- О, этот мастер - золотая рука! Фузеи сделаны отменно.

Царь засиял весь и подхватил похвалу Лефорта:

- Добры, добры ружья!

Иноземные мастера позеленели от зависти.

Тут Петр Алексеевич повернулся к Никите, схватил его за плечи:

- А ну, сказывай, Демидыч, сколь за ружья хошь. Небось не хуже свеев аль аглицких купцов заломишь?

Сердце Никиты затрепетало: вот этой-то благоприятной минуты он давно ждал; то-то ж сейчас подивит царя да иноземных мастеров! Потупился Никита, помолчал с минуту в глубоком раздумье; знал, как поднести задуманное. Петр спросил:

- Что молчишь, Демидыч? - Сам думал: "Хошь и дороже иноземных станут, а все сподручнее. Свои; прикажу - наделают..."

Поднял черные глаза кузнец.

- Знаю, ваше величество, что за такие ружья Пушкарский приказ платит инш двенадцать рублев, инш пятнадцать.

Никита глубоко перевел дух:

- Грабят жимолоты Расеюшку. А те ружья, что нами в Туле сработаны, буду ставить я, ваше величество, по рублю восемь гривен.

- Демидыч! - засиял царь и расцеловал крепко, простецки. - Жалую тебе опричь всего сто рублей награды. А ты постарайся, Демидыч, распространить дело, и я тебя не оставлю!

- Я и то думаю, ваше величество, да вот руду негде копать, да с углем тесно, жечь бы самому, да кругом леса казенные...

- Жалую, о чем просишь...

Царь отпустил кузнеца до вечера, а к вечеру чтоб непременно пришел: дела есть.

Целый день кузнец Никита расхаживал по Москве, ко всему приглядывался. Вблизи не было той красоты, которую Никита видел с Воробьевых гор. У Китай-города, в Кузнецкой слободе стояли закопченные бревенчатые кузницы под стать тульским; подальше, со стороны Неглинки, вдоль улицы вытянулись вязы, разубранные инеем, а еще далее были блинные ряды, за ними - скотная площадка. Речка Неглинка текла в самом городе в грязных, болотистых берегах, на них московские жители сваливали всякую заваль и помет. На Трубной площади Неглинка расплылась в топкое болото и мутью текла до самых кремлевских стен. "Ух ты! - вздохнул Никита. - Столица, а боярышки запустили город. Гляди!"

Московские улицы были мощены бревнами, и, знать, в любую пору не сладко дорожному человеку трястись по этому накатнику. Только в Кремле да в Китай-городе были каменные мостовые. Тут и дома строились из камня и в линейном порядке. В других местах - гати, окопанные пруды, плотины. Церквей Никита и сосчитать не смог: тут и Рождество на Путинках, и Грузинской богоматери иконы, и Николы Мокрого, и Пречистенка, и на Ключах богоявление, - кузнец еле успевал скидывать шапку и класть крестное знамение.