Читать «Сто двадцать километров до железной дороги» онлайн - страница 51
Виталий Николаевич Сёмин
Маша красива, очень аккуратна. Она невысокая, плотная, неутомимая, легко проходит десять-пятнадцать километров — мы с ней по воскресеньям обходим родителей наших учеников. Легко зажигается, может полдня играть со мной в волейбол. Она тщательно следит за собой (наверно, с каждым годом все тщательнее), кожа на лице у нее гладкая, белая, более гладкая и белая, чем у Саши. У Саши можно насчитать на лбу несколько тонких морщинок, а у Маши — ни одной. Все они уничтожены настойчивым массажем, затерты белым кремом. В общем, Маша мне нравится, но я не женюсь на ней. Она знает об этом, и все же в наших отношениях есть что-то натянутое. Маша обижается, когда я по субботам ухожу в райцентр, и сегодня она меня встретила суховато: «Ездил в город? Развлекся? А мы тут невылазно сидим». Губы Маша накрасила гуще, чем надо, брови подвела черным, и смеется она слишком громко.
И не виноват я перед ней ни в чем и вроде виноват.
— Здравствуйте! — сказал я.
— Здравствуй! — ядовито ответила Маша.
— А Маша, как увидела тебя, — сказала Саша, — говорит: «Вот наш горожанин Андрюшенька идет». — Она захохотала, оглядываясь на Машу, на директора, и повторила: — «Вот наш горожанин Андрюшенька идет!»
Я засмеялся, а Маша вызывающе откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди:
— Ну как, Андрей Николаевич, экзамены сдали?
Наверно, она не в первый раз говорила об экзаменах, которые я сдавал, потому что тотчас повернулась к Саше, и они обе захохотали.
— Сдал экзамены, Маша, — сказал я.
— Значит, сдал экзамен?
— Сдал.
— Что нового в области? — спросил меня директор. Мы разлили по стаканам и чашкам вино, которое я привез, и я стал рассказывать о том, что в городе говорят о культе, о реабилитированных, которые возвращаются домой. Но директор поскучнел — он был за то, чтобы обойти эту тему.
Потом мы немного захмелели и все-таки вернулись к культу. Директор намекнул, что и он когда-то пострадал, но сразу же постарался даже этот туманный намек запутать так, чтобы я ничего не понял. И все с тревогой посматривал — догадываюсь ли я о том, чего он мне не сказал, или не догадываюсь.
Но, в общем, мы были рады друг другу: и директор, и Саша, и Мария, и я.
Поздно вечером я провожал Сашу и Марию. Саша прощалась первой, она нам погрозила:
— Смотрите! Завтра на работу не опоздайте! А то будете экзамены сдавать.
И захохотала. Даже в темноте было видно, какие у Саши шальные глаза.
Как только мы остались одни, Маша высвободила руку.
— До свидания, Андрей Николаевич! Собак я не боюсь. Я сама дальше пойду.
— Я сам собак боюсь, — примирительно сказал я и опять взял ее за руку.
Она слабо рванулась и затихла. Ну да, я немного переигрывал. В конце концов, мне было приятно, что я ей нравлюсь. А кому бы это было неприятно? Я твердо знал, что здесь не любовь, просто Маша рассчитывала на меня. Она много лет работает в глуши, в маленьких хуторских школах, где всего пять-шесть преподавателей, где не так уж часто попадаются подходящие по возрасту и по внешности холостяки, и она рассчитывала на меня. И в хуторе ей с хуторской непосредственностью говорили про меня: «Вот вам, Мария Федоровна, пара».