Читать «Кризис 19.11.2008» онлайн - страница 67

Я хожу, как студент, в джинсах, езжу на машине, которая стоит полторы тысячи долларов. Зато моя жена не боится гулять по улицам. На одном этаже с нами некий бизнесмен живет, так у него четыре месяца подряд телохранители охраняли квартиру, днем и ночью стояли на нашей лестничной площадке, никуда не могли отлучиться и мочились в мусоропровод. А одна из крупных компаний, которая занималась тем же, примерно, что и мы, в этом году обанкротилась. Люди перестали отдавать себе отчет в том, где кончается прибыль, а где начинаются заемные средства. А мы — пигмеи, мы остались.

Книгопродавец

Букинист и антиквар Аркадий Шварцер о своем ремесле

Я занялся букинистикой в начале 70-х. Собственно, выбор моей страсти был предопределен едва ли не с рождения — букинистом, отважным и бескорыстным советским букинистом был мой отец. Он был настоящий библиоман. Книги в нашем доме (ну, то есть в нашей комнате в коммуналке) были везде — стояли, лежали, подпирали мою детскую кровать. От них в буквальном смысле некуда было деваться.

По диплому и складу личности я технарь, закончил МАТИ, что не мешало мне обожать книги. Обожал я их не только как вместилище информации и опыта, но и как «пылинки дальних стран». Мне нравилось держать их в руках и перелистывать, думать о том, какие руки держали эти корешки и сколько пар глаз читали страницы. С литературой в те времена было совсем плохо — в магазинах нельзя было купить ничего. За право почитать ту или иную книгу — старое издание либо ксерокс, люди платили посуточно. И я стал заниматься книготорговлей прежде всего для того, чтобы удовлетворять собственные потребности — а потом уже потребности других людей.

Я был книжным спекулянтом. Но спекулянт спекулянту рознь. Вот вам пример. Попадает к одному коллеге книга — «В. Аловъ. Ганцъ Кюхельгартенъ». Он покупает ее за десятку, а через неделю перепродает другому в два раза дороже. Тот, кто купил, идет в библиотеку имени Ленина и, в свою очередь, продает ее за 1 600 рублей (зарплата инженера при этом в стране — 150 р. в месяц). Почему? Да потому что это первое, едва ли не уничтоженное самим автором на корню сочинение Гоголя, изданное под псевдонимом. И Ленинка, по тогдашним правилам, обязана выкупать этот раритет за любые деньги. Вот так — один купил «какую-то старенькую книжку», сам не знает зачем, и продал ее, будто елочную игрушку. А другой, благодаря своим знаниям, понял ее реальную ценность. И мне вот интересно было быть как раз вторым. Собственно, я и картинами со временем занялся по той же причине — очень любил живопись.

Уголовный кодекс определял спекуляцию как перепродажу с целью наживы — и для того, чтобы посадить человека, надо было поймать его за руку, и зафиксировать факт получения выгоды. Вокруг были люди, которые торговали валютой, камнями, драгоценностями — и, хоть и ходили они близко, ничего общего у меня с ними не было. В самой по себе наживе не было ничего манящего — поскольку советская экономика по факту была полунатуральным обменом, сто друзей всегда были важнее ста рублей, подлинным капиталом были связи, благодаря которым можно было достать и нормальную обувь, и финскую колбасу. Факт наживы меня самого несильно интересовал — мне куда важнее было совмещать мою библиоманию с неким вызовом, который был в том, чем я занимался. Я подсел на этот драйв, и он был (и есть) для меня важнее денег. И советская власть, и советская экономика создавали идеальные условия для того, чтобы жить такой жизнью.