Читать «Красный чудотворец: Ленин в еврейской и христианской традициях» онлайн - страница 2

"Квинтэссенцию" охотно соотносят с повсеместно пропагандируемой "рабоче-крестьянской смычкой". Крупская по этому поводу говорит об органической связи Ленина как с рабочими, так и с крестьянством, Каменев и другие – о "мужицкой" сути пролетарского вождя (Луначарскому, например, он напоминал "ярославского кулачка, хитрого мужичонку"), – словом, суммарный образ Ильича символизирует союз обоих классов.

Ленин представал не просто олицетворением, но также и осознанным самовыражением рабочего класса, угнетенных масс. "Устами Ленина", как пишет Каменев, вещает "коллек¬тивный разум, коллективная воля и коллективный инстинкт трудящихся масс России" (9); "он был рупором подлинных масс ‹…› был рупором нашей партии; он формулировал то, что росло бессознательно в сердцах и умах угнетенного пролета¬риата" (10).

Согласно Осинскому, "классовые задачи, которые массы уже искали инстинктивно", Ленин умел "выражать в самом ядре, отбросив в сторону всякую шелуху" (11).

Получается, что для "масс" он выполняет миссию производного от них Логоса, т.е.

Бога-Слова (12). Если же принять во внимание богостроительскую догму насчет того, что эти массы суть верховное и бессмертное божество ("начало жизни единое", по слову Горького), рождающее прочих "богов бывших и будущих", то станет совершенно очевидно, что Ленин подвизается в роли того самого сына-Мессии, который у народовольцев призван был спасти Мать – землю или народ. Возникала, правда, некоторая путаница с самим полом этого родителя, представавшего теперь то в мужской, то в женской ипостаси: рабочий класс мог быть отцом, а партия или народная масса – матерью Ильича. Ср. в экстатическом очерке М. Кольцова "Человек из будущего":

"Русь рабочих и крестьян взрастила в муках своего осво¬бождения [ср. родовые муки] из векового рабства лучшего работника всемирного освобождения" (13).

С партаппаратной точки зрения, однако, важнее было представить Ленина порождением самой РКП. В 1923 г., незадолго до неотвратимо приближавшейся кончины вождя, когда обострилась борьба за власть между старобольшевистской элитой и Троцким, Зиновьев в брошюре "В.И. Ленин" писал:

"Всякий, кто хочет с успехом идти по указанному тов. Лениным пути, должен помогать строить нашу великую Коммунистическую Партию, потому что только она могла родить такого человека, как Ленин" (14).

Иначе говоря, "никто не знает Сына, кроме Отца" (Мф. 11: 27) – или, на сей раз, Матери; грамматический род слова "партия" сообщает большевизму приметы даже некоей анд-рогинности. Как бы то ни было, после смерти правителя в траурных песнопениях, наряду с "сиротской" темой (см. ниже), нередко различима богородичная Интонация – к примеру, у С. Третьякова: "Боль такая бывает, когда умирает сын" (15).

Однако культовый репертуар включал в себя и другие модификации. В этом клерикально-материалистическом контексте единосущие вождя и класса неизбежно должно было пониматься по библейской модели: "плоть от плоти" (ср. Быт. 2: 23) или "образ и подобие" (Быт. 5: 1-4). Мотив "единой плоти" очень заметен и в упоминавшемся кольцовском очерке, где он увязан и с богостроительской риторикой насчет единой кровеносной системы масс (ср. кипящая Чаша Грааля у Горького в "Исповеди"), и с пролетарско-технологическими красотами: