Читать «Красный чудотворец: Ленин в еврейской и христианской традициях» онлайн - страница 5
Михаил Вайскопф
Замечательный комизм таким диалектическим акафистам придает как напыщенность Горького, так и обычная стилистическая сумятица, свойственная наркому просвещения, который в своем показе Ленина сочетает стародевичьи ужимки ("Гнев его также необыкновенно мил") с канцелярскими оборотами; в итоге Ильич являет собой некую помесь большевистского Амура с анатомическим пособием: "Если перейти к сердцу Владимира Ильича, оно сказывалось, во-первых, в коренной его любви…" (25).
К числу "земных" свойств относились все та же внешняя неказистость, бытовая непритязательность и скромность (по части которой среди европейских деспотов он уступал, кажется, только португальскому диктатору Салазару, скромнейшему из скромных). Панегиристы стараются оживить блеклую гамму хоть какими-то индивидуальными тонами, трогательными и забавными "человеческими слабостями" (ориентируя их одновременно на образ Мессии в Ис. 53: 2) – тенденция, которая расцветет потом в мемуаристике и будет пародироваться в анекдотах. Всего через несколько лет после его смерти выходит памфлет, где звучат горькие насмешки над чрезмерным очеловечением вождя:
Полный, добродушный мужчина отдыхает на травке. Кто это? Дачный муж на отдыхе?
Дальний потомок перовского птицелова? Нет, это Ленин накануне Октября скрывается в шалаше вблизи Сестрорецка.
Или же: человек в пиджачке и кепке любуется Золотоглавой Москвой. В розовом закате высятся купола. "Вечерний звон, вечерний звон. Как много дум наводит он".
Кто это? Мелкий служащий на прогулке? Нет, – первый Председатель Совета Народных Комиссаров – Ленин (26).
Бебель в Цюрихе Важнейшее место в комплекте христианских реминисценций занимала клишированная множеством авторов евангельская простота и доступность Ильича, которая на деле представляла собой довольно сложное понятие. В этой "простоте" разоблачительный редукционизм, прямолинейность и ясновидение Ленина соединялись с каноническим определением души ("субстанция простая, неделимая"), открытостью и сердечностью Иисуса, его любовью к "простецам". Но тут у Ильича был непосредственный, тоже сакрализованный предшественник, на образ которого он сам ориентировался, так же как ориентировалась на него и вся казенная лениниана (постаравшаяся затем стереть память об этом предтече). Я имею в виду Августа Бебеля – харизматического "рабочего вождя" немецкой социал-демократии, весьма уважительно упомянутого Лениным еще в "Что делать?" (а в 1910 г. и Сталиным в статье к 70-летию Бебеля (27)). Вот как в некрологе (1913) вспоминал о нем большевик-религиовед Бонч-Бруевич, знавший толк в подобных славословиях и позднее ставший одним из главных создателей ленинского культа; здесь описывается приезд Бебеля в 1898 г. к "рабочим-цюрихчанам":
"Помню, быстро, как молния, разнеслась весть по русской колонии:
– Бебель в Цюрихе!
– Где? Где?.. ‹…› Взвился занавес сцены и из боковых дверей быстро вышел Август Бебель. На мгновение все стихло, казалось, замерло, притаилось… Он впился в залу, как будто каждому смотря в душу, и вдруг зашумели, поднялся не гром, а какой-то вихрь рукоплесканий, радостных криков, закружился и пошел по залу ‹…› Бебель быстро поднял руку… и сразу, точно это был удар дирижерской палочки перед громадным оркестром, – все смолкло так же моментально, как разразилось бурей ‹…› Что за чародейство в этом человеке? Какая непостижимая власть над сердцами людей!!