Читать «Мертвые» онлайн - страница 121

Тем не менее, Нэгели связывает с гамсуновским Нагелем не только имя (Нэгели, «ноготок» – швейцарская уменьшительная форма от Нагель), но и, скажем, характерная манера поведения: «Он склонил голову набок, и во всем его облике было что-то загадочное» (Мистерии, с. 317); «…и он молча спрашивал себя (слегка склонив голову набок)…» (Крахт, Мертвые: с. 57); «Нэгели уже не особенно слушает: он откидывается назад, слегка склоняет голову набок, как всегда в присутствии гениального…» (там же, с. 116). Впрочем, та же манера один раз приписывается и Гугенбергу (там же, с. 92): «…и он слегка склоняет голову к плечу, и проводит пальцами сквозь щетину волос, и лыбится, как мерзкая свинья, каковой он в самом деле является».

Привычка Нэгели грызть ногти или кончики пальцев тоже отсылает к одному из гамсуновских героев – персонажу романа «Голод». Вот что об этом пишет Джеймс Вуд (James Wood; Голод, с. 97):

Это совершенно логично, в логике христианской перверсии, что Танген начинает есть самого себя, как это происходит в одной из самых шокирующих сцен «Голода», когда он сует указательный палец в рот и начинает его сосать: «А не укусить ли его? Недолго думая, я закрыл глаза и стиснул зубы». Это логично, потому что если целью души является бесконечное смирение – а именно так, похоже, обстоит дело с Тангеном, – то человек всегда может стать еще более смиренным. Но быть в самом деле смиренным – значит не существовать, быть съеденным, как некоторые знаменитые мученики съедали себя. С другой стороны, если быть вполне смиренным действительно значит «не существовать», тогда Я, как бы оно ни было редуцировано, всегда остается не-смиренным, сопротивляющимся.

В романе «Мертвые» привычка грызть ногти – символ униженности человека (в нынешней его жизни) и непреодоленных детских травм. Она свойственна не одному только Нэгели (с. 109–110):

Ида большим и указательным пальцами вытягивает – из-под рукавов – манжеты блузки, как если бы хотела спрятать от японца свои запястья <…>. Ее руки не особенно элегантны, и по ночам она грызет ногти, пока не появятся заусеницы и кровь, – обстоятельство, которое в дневное время она по возможности пытается скрывать. Амакасу, который тоже грызет ногти, разработал специальный метод, как заставить их расти – и обкусывать только в такой мере, чтобы они сохраняли приличную длину.

Может быть, именно на освобождение человека от этой униженности и возлагает свои надежды Кристиан Крахт. Главный герой «Мертвых», как и любой из нас, состоит из бренной оболочки, «Нэгели», которая так легко становится униженной и страдающей, и чего-то неразрушимого, таящегося внутри, как бы это ни назвать – «фидибусом» или «огнем, спящим в кремне». Потому в последней строке «Мертвых» – после рассказа о страшной смерти Иды – обычной для нашего времени реакции журналиста на эту смерть противопоставляются «анахроничные» слова Гёльдерлина (или: Гёльдерлина и Крахта), в которых нет никакого осуждения погибшей или даже просто суждения о ней, но которые возвращают ей человеческое достоинство (с. 145):