Читать «Лисица на чердаке» онлайн - страница 9

Другим широкоизвестным чудаком был покойный ректор; это не была какая-то из ряда вон выходящая личность — обыкновенный священник, служитель бога, державший свиней, которые имели обыкновение вырываться из хлева во время литургии. С кафедры ректор обозревал в окно свой садик, и то, что он видел там почти каждое воскресенье, заставляло его запинаться и повторять по нескольку раз одно и то же, а затем внезапно так громко восклицать «свиньи!», что некоторые прихожане с непривычки очень пугались. Заслышав этот возглас, ребятишки ректора (нарочно, разумеется, открывавшие дверь хлева) вскакивали с места и начинали бочком пробираться между скамьями; торопливо перекрестившись на алтарь, прежде чем повернуться к нему спиной, они спешили по проходу, прихватив свои молитвенники, муфточки и воскресные шляпы, а выскочив за дверь храма, возвещали о своем освобождении неистовыми ликующими криками и бросались врассыпную.

Покойный епископ (он носил бороду совсем как у старика Крюгера) соизволил однажды позавтракать в Ньютон-Ллантони — произошло это в 1916 году, когда Генри был отпущен ненадолго домой перед отправкой на фронт в Европу. Ректор тоже присутствовал на завтраке, но, так как память достопочтенного священнослужителя заметно начала сдавать, дедушка Артур попросил епископа, чтобы он сам прочел молитву перед едой. Однако ректор возмутился: этикет требовал, чтобы молитву читал он, и это заставило его, хотя и с трудом, подняться на ноги. Но после слов «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» канонический текст, по-видимому, улетучился из его памяти, потому что он неожиданно перешел на импровизацию: «…и сочного цыпленочка, и три хороших гарнира…», а произнеся это, плюхнулся обратно на стул, пылая негодованием и бормоча что-то вроде: «…и да покарает нас всех господь в своей неизреченной милости и благодати!»

А в следующее воскресенье он возвестил с кафедры о сделанном им грандиозном открытии: Иоанн Креститель и Иоанн Богослов в действительности одно и то же лицо. Он заикался и брызгал слюной от волнения, но Огастину больше ничего не довелось услышать, потому что дедушка Уильям, потрясенный этой новостью, уронил очки в свой слуховой аппарат и принялся выуживать их оттуда с помощью связки ключей. Дедушка Артур, занимавший по старшинству главное место на фамильной скамье, прокомментировал эти его действия соответственным образом, произнеся несколько раз подряд: «Черт бы побрал этого безмозглого мальчишку!» (как громко звучали его слова, ему, разумеется, было невдомек), и наконец с возгласом: «Ну и идиот же этот малый!» — выхватил слуховой аппарат у своего брата и извлек оттуда очки, приложив трубку к губам наподобие рога Роланда и подув в нее что было мочи…

Припомнив эту сцену, Огастин громко рассмеялся, стоя посреди гулкой, уютно обставленной комнаты, предназначавшейся стариками для Генри, но доставшейся вместо этого ему.