Читать «Изумруды к свадьбе» онлайн - страница 195

Виктория Холт

В эту ночь я многое узнала о своем отце. Он стремился к непорочной жизни, хотел стать монахом, но какая-то чувственная жилка в нем воевала с его благочестием. И он страдал от постоянной пытки... ибо знал о своей чувственности и пытался подавить ее. Затем он встретил мою маму и страстно захотел ее. Отбросил мысль о монастыре и женился. Но, далее женившись, пытался подавлять в себе желание, а когда потерпел в этом неудачу, стал презирать себя. Я представляла себе, как он ходит взад и вперед, заставляя себя сдерживаться и не касаться ее. Он считал физическую любовь грешной, но не мог устоять перед соблазном. Я мысленно видела, как запирался в своей аскетической комнате, лежал на соломенном тюфяке и истязал себя.

Он, очевидно, ожидал возмездия, так как был человеком, верящим в возмездие. Каждый маленький проступок, допущенный мною или слугами, должен был быть наказан. «Отмщение мне, сказал Господь», – любил повторять он. Бедный папа! Каким же он, должно быть, был несчастным! Бедная мама! Что за замужество у нее было? Потом я поняла, что он сделал со мной и моим замужеством, и заплакала. Затем сказала себе: «У меня еще есть время. Я собираюсь родить ребенка. Поэтому, вероятно, еще не все потеряно». Как бы мне хотелось помочь папе. Но как?

Утром пришла Нуну открыть жалюзи и с беспокойством посмотрела на меня. Она сказала, что я плохо выгляжу. Что же тут было удивительного, если я всю ночь провела без сна, думая о папе и о том, что он сделал с моей жизнью...

Когда я приехала в Каррефур, Морис сказал мне, что меня ждет папа. Он не сводил глаз с двери и каждый раз, как кто-нибудь входил, называл мое имя. Все вздохнули с облегчением, когда я появилась и села у его постели. Глаза папы были закрыты, и даже когда через некоторое время он их открыл, то не обратил на меня никакого внимания. Он все время шептал: «Отмщение Господа...» и был очень возбужден. Я нагнулась над ним и тихо сказала: «Папа, нечего бояться. Вы делали то, что считали правильным. Тру дно сделать большее». «Я грешник, – ответил он. – Меня ввели в грех. Это не ее вина. Она была прекрасна... любила плотские наслаждения и соблазнила меня разделить с ней эти радости. Даже после того, как все понял, я не мог устоять перед ней. Это грех, дитя мое. Самый величайший грех из всех».

Я сказала: «Папа, вы расстраиваете себя. Лежите спокойно». «Это Франсуаза? – спросил он. – Моя дочь?» Я ответила, что да. Он снова спросил: «А ребенок?» – «Ваша маленькая внучка, Женевьева». Его лицо исказилось, и я испугалась. Он начал опять шептать: «Я видел знаки. Грехи отцов... О, мой Бог, грехи отцов наших...» Я чувствовала, что должна успокоить его, и сказала: «Папа, мне кажется, я понимаю. Вы любили свою жену, но это не было грехом. Любить – так естественно для мужчины и женщины, как и иметь детей. Таким образом продолжается жизнь». Он продолжал что-то лихорадочно шептать, и я подумала, не позвать ли Мориса?

Иногда прорывались связные предложения: «Я знал – это была истерия... В тот раз мы застали ее играющей с огнем... Она разводила костер в спальне, клала поленья... Мы потом часто находили палки и поленья, сложенные как для костра в буфете или под кроватью... А потом пришли врачи». «Папа, – ужаснулась я, – вы имеете в виду, что моя мама была сумасшедшей?» Он ничего не ответил и продолжал, как будто я ничего не сказала: «Я мог бы отослать ее, должен был бы отослать. Но я не мог без нее и по-прежнему ходил к ней, хотя теперь уже знал все. А когда наступило время, появился и плод ее сумасшествия. Это мой грех, и мне будет возмездие, я знаю это, я жду его».