Читать «Сумрачный рай самураев» онлайн - страница 56

Странные это были волки. Вместо серебристо-узких волчьих морд у них светились мертвые детские лица. Да, лица детей лет пяти, желтые, словно наформалиненные.

Вожак стаи, спружинив, кинулся на Ксению, целясь в горло.

Шелест, сверкание, и детская голова покатилась по снегу, оставляя за собой парную брусничную дорожку.

Стая сразу стала. Постояли, потоптались, повыли со смертоносной тоской, запрокидывая к небу лица мертвых Агнцов. И исчезли. Именно исчезли, как это случается с поверженными персонажами компьютерных игр.

- Невозможно привыкнуть к тому, что ко всему можно привыкнуть, сказала Ксения, усмехнувшись странно.

Ближе к ночи, когда небесная промокашка стала набухать чернилами сумерек, всадники заметили на горизонте мерцание, словно бы подмигивание красного глаза с рыжими ресницами.

Посреди степи горел костер. Пламя танцевало само собой, играло и дурачилось, как пьяные лисы на снегу. Спрашивается, кто сей огонь возжёг?

- Спешиваемся? - спросила Ксения.

- Не ловушка ли? - усомнился Голицын.

- А не по хрену ли?

- И то верно...

Хорошо, хорошо после ужина полежать на снегу, положив рюкзак под голову и спиной ощущая десять метров вечной мерзлоты и миллионы лет мерзлой вечности. Костер горит сам по себе, кушать не просит и, стало быть, так и задумано.

- Давай поговорим, - предложила Ксения.

- О чем?

- О чем хочешь. Про бабочку Будды или ласточку Пилата. Про гнездо кукушки, свитое на земляничной поляне.

- Я перевариваю птичку.

- Вот про нее и расскажи. Жалко ли тебе птичку? Хорошо ли ей там, тепло ли, уютно ли?

- Лучше уж про зайку, - хмыкнул Голицын.

- Зайка моя, я твой хвостик?

- Нет, это другой зайка. Персонаж весьма трагический.

- Ну-ка, ну-ка.

- Изволь

Я - зайка, брошенный хозяйкой,

Передо мной исчезла ты,

И под дождем остался зайка,

Как гений чистой красоты.

В глуши, во мраке заточенья,

Он со скамейки встать не смог,

Без божества, без вдохновенья,

Без слез до ниточки промок!

Ксения рассмеялась, роняя кольца и колокольчики на снег.

- Ты, Голицын, сам на крышу подвинутый. Тоже все стишки, стишки, стишки... А меня еще подкалываешь.

- О, нет. Это все как ты говоришь "только на словах". Вообще же в литературу больше не играю

- Что так?

- Не нравится мне ее славный исторический путь. От критического реализма девятнадцатого века к реальному кретинизму двадцать первого.

- Жаль, - вздохнула Ксения

- Почему?

- Я думала, может, ты и мне посвятишь что-нибудь типа мадригала. Типа на память. Посвящение в альбом.

- Графиня, вам стоит только приказать...

Ксюшечка, душечка, кошечка, птичка!

Не испытать ли нам прочность дорог?

Ты поэтична, умна, симпатична,

Я же умею строчить между строк.

Будет идиллия дикая длиться,

Будут извечно петлять по земле

Юноша бледный с розой в петлице,

Девушка бедная с шеей в петле.

- О-па! Ну спасибо тебе за петлю...

- Шучу же. Это лишь образ...

- Не утешай. Я расстроена. Сердце мое грустит не по-детски, и я открываю чемпионат по бегу от действительности.

Снова у нее в руках эта проклятая коробка.