Читать «И все-таки море» онлайн - страница 3

Ростислав Титов

Боб Лавров, "Лавруха", "Паганель"... Почти десять лет назад он мне явился. В июне 1985 года, в Ленинграде.

Иду Приморским парком на стадион. Густые березы задевают ветками лицо, напоминая о себе. Эти березки - тогда они были тоненькими нежными саженцами - мы вкапывали в землю тут в сорок седьмом, на субботнике, в октябре, кажется, - поздней уже осенью. Много смеялись, веселились. Борьке Лаврову по прозвищу Пага (от "Паганеля") кричали: "Пага, хватай вагу!" Вагой называлась длиная палка, используемая как рычаг.

Нет уже Борьки-Лаврухи-Паганеля, в земле он, сам стал деревом, березкой...

Еще один Борис... не буду называть его фамилию, потому что прославил ее сын Бориса на рынке рок-музыки, активно мне не близкой.

Борис-отец занимал тогда хорошую должность, придворного фотографа привел, который нас снимал на "традиционном сборе". Но и он, Борис-старший, уже назначил себе путь к скорому концу.

Ося Эльпорт малость на меня обиделся, когда я читал стишки "по поводу", в которых высказал мысль, что мне особенно дороги "водоплавающие". И его нет, трагично и страшно умирал.

Мишаня Вершинкин приехал из Москвы, когда мы собрались в ленинградском "Метрополе". И тоже на меня обиделся, так как "Поздравительную поэму" прислал ему из-под четвертой копирки, слабая получилась печать. Нет уже и Мишани.

Еще один Миша - Павлов. "Балтфлот", по нашей терминологии. С ним виделся в 60 -70-е годы неоднократно. Училище окончил с блеском, редких способностей был парень. Языки изучал за два-три месяца. Вознесся поначалу до представителя министерства (или Совфрахта?) в Амстердаме. А потом покатился по наклонной. Недавно прошел слух: покончил с собой.

И Кирилл - один из моих "выбранных" друзей в 50-е годы. О нем не хочу много говорить, пытался его образ "увековечить" в своей книге. Конец его был тот же - распад личности.

...Но надо ли вспоминать вот так, с самого начала тех, кого уже нет с нами? Леню Масленцина, Боба Федотова, Адика Новикова, Вовку Ананьина, Диму Данилова. Валю Бондаренко, Леву Морозова, Игоря Дегтярева...

Нехорошо, сваливаю всех в кучу, а ведь они были личностями. Дальше о них скажу еще.

А пока - окончание того стихотворения, что лежит под стеклом моего письменного стола:

Теперь вам братья - корни, муравьи,

Травинки, вздохи, столбики из пыли.

Теперь вам сестры - цветики гвоздик,

Соски сирени, щепочки, цыплята...

И уж не в силах вспомнить ваш язык

Там, наверху, оставленного брата...

Ага! Должен вспомнить мой язык "оставленных братьев"! Независимо от того, как бывало раньше, как к ним относился и чем они согрешили против нашего разнокалиберного сообщества.

Грехи - они ушли в прошлое. Осталась ПАМЯТЬ. Потому и берусь за эту работу - за рассказ о том, как жили, любили, трудились мои друзья в 1946 52 годах и потом - в другие годы ХХ столетия.

Мы жили в великой стране. На этом определении настаиваю. Страны этой нет, ее развалили мелкие, никчемные людишки. Но то, что им это удалось, тоже невесело: значит, не твердая, не стойкая была страна. Значит, мы все, жившие в ней, не оказались достойными продолжить ее существование.