Читать «Играла музыка в саду» онлайн - страница 99

И что, я никогда не слукавил, никогда не словчил, ни единожды не солгал, людям, Лиде или не утаил чего от Господа? Да нет же, лишнее даже говорить - не ангел! Но и опять, и разоблачая секреты фокусов моей жизни, стою не перед Богом, а перед зеркалом серии "Мой двадцатый век", отражаясь в нем в профиль и анфас, какой есть. Но шторка и сейчас имеет место быть - души в зеркале не отражаются.

И видно, такой уж я человеческий тип - насколько открыт, настолько и закрыт, и лучше, а вернее, иначе быть не умею. Ни вины моей, ни беды здесь нет. Свойство характера: я с вами и не с вами. Один мелкой суеты эстрадный фигурант сказал обо мне другому: "Танич - не наш человек!" Правда, Паша, не ваш. Не ваш и ничей.

Вот часто говорю, что никому не помогаю пробиться. А недавно отметил у одного молодого способности, свел его с музыкантами, и он уже на ходу. Позвонил он моей жене как-то совсем недавно, после операции, и прочел эпиграмму своего сочинения, мы запомнили. Без разрешения публикую:

Кочумайте, рифмоплеты,

Вы остались без работы!

Нету мазы, нету понта

Танич вышел из ремонта!

Геннадий Сапачев

Простите нам, ему и мне, живую непринужденность лесоповаловской лексики.

ВЗМОРЬЕ

Кого-то манит даль и высь впереди. Непонятных мне горновосходителей и утопленников-мореходов. А вообще, нас, человеков, постоянно влечет в прошлое. Особенно в годах, когда впереди уже почти ничего не остается. И оглянувшись назад, в свои годов этак за пятьдесят, увидел я, что вполне гол и нищ. И кроме государственной квартиры и пары пиджаков, ничего "не накопили строчки" - ну, плюс минимальный автомобиль "Жигули" красного цвета. А ведь согласно народной мудрости человек должен посадить дерево, ну и так далее.

И прогуливаясь и год, и другой по Рижскому взморью, в Юрмале, влюбились мы с Лидушкой в эту райскую с поправкой на прохладу землю, и дерево свое решили посадить именно здесь, а не в какой-нибудь Малаховке.

Было у меня (как и набежало, не знаю) тысяч двадцать пять советских, твердых тогда рубликов - сумма явно недостаточная для покупки серьезного дома, а так, для домика. И мы такой нашли - по вкусу и по деньгам. Бунгало постройки шестидесятых годов, двенадцать соток, яблони и маленький лесной пруд с карасями. Что еще требуется? Требуется стишок.

Простыл.

Ангина - не ангина,

А может, вовсе ничего?

И вот сижу я у камина,

Прошу заметить, своего.

Камин,

Тебе я благодарен,

Но как же ты

Узнать не мог,

Что я не этот

Рижский барин,

А тот уральский

Кострожог?

Играй-постреливай

Дровами,

Чтоб душу мне

Развеселить,

И пусть из искры

Будет пламя,

Но так,

Чтоб дачу не спалить.

И вот сижу я у камина, и гляжу - куда? Назад. Что у меня там было? Все было, а ничего не было. До тридцати трех, как Илья Муромец, сидел я на печи. Печь была ни к черту - советская печь: война и тюрьма плюс поражение в правах. А теперь у меня - свой домик, любимая жена (то есть она же и любовница), несметное количество яблок в августе, некому раздать: друзья далеко, в Москве и в Америке. Письменный стол, полнейшая муравьиная тишина, слышно, как летают пчелы, опыляя мои яблони. И где-то вдали прошумит электричка, а чуть дальше бьется в песчаный пологий берег балтийский свинцовый прибой.