Читать «Играла музыка в саду» онлайн - страница 97

Михаил Танич

Как вам летится,

Товарищи мистеры?

Наша планета

Волнуется искренне...

Я никогда не соврал в стихах, был взволнован и искренен и на этот раз.

Рукопожатье

В медали,

Подаренной

Летчику Борману

Валей Гагариной...

Но как донести до американцев, что все мы, и наши правители, разделяем их тревогу: долетят - не долетят? Единственный способ - напечатать стихотворение на первой полосе одной из двух больших наших газет - их было всего две: "Известия" и "Правда". Я выбрал "Правду" - ее, мне казалось, читает даже сам полковник Борман!

Было воскресенье. Пасмурный денек. "Аполлон" без связи, кажется, с Землей заглатывал свои межпланетные километры. Я в троллейбусе пробирался сквозь Москву на улицу "Правды" в надежде наконец-то приземлиться со своим стихотворением на первую полосу партийной официальной газеты.

Представился милиционеру на входе. Он не реагировал на фамилию. Сказал, что выходной день и никого в редакции нет.

- Не может быть! - сказал я. - Должен быть дежурный.

- Никого нет! - сказал шлагбаум.

- Соедините меня с дежурным! - сказал я.

И шлагбаум как бы поднялся - милиционер набрал внутренний телефон.

- Это поэт Танич.

- Как-как?

- Михаил Танич. Член Союза писателей. (Меня не знает - Союз-то знает!)

- По какому вопросу?

- Принес стихотворение - отклик на полет "Аполлона" к Луне.

Короткая пауза.

- По этому поводу мы выступать не собираемся.

И, поблагодарив за внимание, повесил трубку.

Написал я об этом мелком случае из жизни, чтобы добавить еще одну черточку к характеристике двадцатого века, а вовсе не затем, чтобы вы подумали обо мне: какой дурак!

ИСПОВЕДЬ?

Все-то вроде я

У зеркала держусь

Самому себе

Кажусь - не накажусь,

Уж я этакий,

Такой и сякой,

Со своей

Микроскопической

Тоской.

Долгий век мой,

Состоящий из недель,

Сам себе я

И художник, и модель.

Не из песен,

Не из басен,

Не из книг

Одного-то человека

Я постиг!

Но людская вся

И сложена семья

Из таких же

Человеков,

Как и я.

Пишу, пишу, пишу, перечитать некогда. Перечитал и задумался: какой-то все же другой человек - герой этой книги, я и не я. Не дорос до откровенности, не исповедь написал, а картинки с выставки. А ведь крещеный, не имею права на лукавство.

Да нет, не соврал нигде в книжке, но и шторкой душу как бы занавесил, дальше, мол, никому проезда нет - кирпич. Дальше - мое дело. Так еще вопрос: хорошо ли вообще заголяться, существует ведь и предел открытости - не ходим же мы голые!

Ну вот, едва захотелось счет, счетик себе предъявить, как тут же нашел оправдание. Нет-нет, не хватает мне все же откровенности, открытости, распахнутости. С виду-то, на миру, кажусь человеком, что называется, без тыльной мысли, а она во мне завсегда присутствует: зачем больше-то?

И хотя человек я добрый, но денег не раздаю, никого не облагодетельствовал, редко кому помог, с кулаками ни на чью защиту не бросаюсь, последнего не прокутил. Теперь какие уж у меня кулаки, но и когда сильным был, тоже всегда бывал себе на уме. Недостаток? Конечно. Каюсь? Да нет, таким, видно, Бог сотворил. Впрочем, может быть, это и грех.