Читать «Книга благонамеренного читателя» онлайн - страница 14

Олжас Омарович Сулейменов

Я привожу эти доказательства с некоторой робостью перед именами признанных лингвистов. Они были заворожены традицией, освященной Мусиным–Пушкиным. И не «въстазби» оказалось причиной темного места, а прозрачнейшее «птичь», грамматические аналогии которому можно было найти в самом тексте «Слова».

…Неясное написание «зби» стоит на месте подлежащего и, скорее всего, относится к именам существительным. И означает по семантической схеме — название звука, издаваемого зверем, или движение.

Птичий пробудился свист,

Звериные восстали зби.

В древнерусском языке есть похожее слово — зыбь — беспокойство, смятение 3. В современном — зыбь — колебание. Корень распространен в украинском, старославянском, словацком, сербском (в формах -зиб-, зьб, — зеб-, зайб).

Это одно из возможных направлений поиска.

«Зби» может быть воплощением уже неизвестного нам и переписчику палеографического или речевого нюанса (зыби>з'би). Пока же я принимаю прочтение «з'би» — беспокойство, смятение. В грубом, дословном переводе:

Птичий свист пробудился,

Звериное поднялось смятение.

Весь отрывок я предлагаю читать:

Тогда въступи Игорь Князь въ злать стремень

и поеха по чистому полю.

Солнце ему тъмою путь заступаше.

Нощь стонущи ему грозою.

Птичь убуди свистъ.

Зверин въста зби.

Дивъ кличетъ връху древа…

П р и м е ч а н и я

1. Слово о полку Игореве, под редакцией и в переводе графа А. И. Мусина–Пушкина, М., 1800.

2. Слово о полку Игореве, под редакцией В. И. Стеллецкого. М., 1987, стр. 130.

3. Срезневский И. Материалы к словарю древнерусского языка. Т. 1, 1009.

Изяслав на кровати

Не всегда в появлении темных мест виновен П–16 1. Возникают они и от неверного членения строки. По признанию Мусина–Пушкина разобрать рукопись «было весьма трудно, потому что не было ни правописания, ни строчных знаков, ни раздробления слов, в числе коих множество находилось неизвестных и вышедших из употребления» 2.

Все это затрудняло чтение рукописи. Мусин–Пушкин опасался допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при разборе грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси поле заячь и Милоацы?», вместо «по что отъял еси поле заячьими ловцы?»)

Однако вопреки собственному предостережению, Мусин–Пушкин допустил при расчленении сплошных строк на слова ошибки, не уступающие щербатовскои: «Кь мети» вместо «къмети», «въ стазби» — «въста зби», «мужа имеся» — «мужаимься» и т.д.

Непонятые редактором слова часто писались с большой буквы и превращались в собственные имена. Так у Мусина–Пушкина получалось «Кощей» — мнимое имя половца, «Урим» — имя воеводы или соратника Игоря.

Рассмотрим случай, когда, неправильная разбивка привела к рождению ложной метафоры. Исследователи, пытаясь поправить Мусина–Пушкина, тратили много энергии и приходили к результатам ещё более курьезным. Литературное бесчувствие ученых читателей порождает порой в «Слове» чудовищные в своей искусственности образы, не свойственные и «Слову» и литературе в целом.