Читать «Вопросы митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну и иерархии РПЦ» онлайн - страница 89

Но мистерия, вынесенная из храма на площадь в толпу — средство управления толпой. И входящий в такого рода мистерию, если ему предопределена в ней роль жертвенного “агнца”, земными своими личными силами миновать секиры постановщиков не может. Поэтому мистерия, вынесенная в толпу, — также и средство ликвидации противников тех, кто ставит по СЦЕНАРИЮ мистерию. Как управлять постановкой мистерии в толпе, это вопрос, не относящийся к самому сценарию. Но это проще, чем кажется на первый взгляд, поскольку каждый участник-солист подбирается на определенную роль и оповещается о предстоящем только в части, его касающейся, но не знает всего сценария, набора ролей, всех действующих лиц и всех путей-выходов из ситуации, ему навязанной. Кроме того, всё происходит на фоне толпы, движимой сиюминутными страстями, которые легко разогреть и погасить в нужный момент. Как всё это работает в совокупности, хорошо описал Болеслав Прус в романе “Фараон”. У него всё описано правильно, только наследники жреческих иерархий Древнего Египта ушли со сцены в “мировую закулису”, которой толпа не видит, следуя принятому ею в себя безумию: «Безумие думать, что злые не творят зла», — Марк Аврелий, император.

“Священная загадка” прямо утверждает, что Голгофа — сговор, сценическая постановка мистерии для толпы. Эдуард де Шюре в “Великих посвященных” также пишет о мистерии, вынесенной из храма в толпу, в которой Иисус участвовал сознательно, приняв на себя роль жертвы.

Максимилиан Волошин, общавшийся с оккультистами антропософского толка, в стихотворении “Апостол Иуда” развивает тему мистерии. Хотя Волошин не употребляет термина «мистерия», но коли роли распределены, а каждый знает только свою и тех, кому он подчиняется безоговорочно, то это — мистерия.

Апостол Иуда

(…)

И в смущении ученики шептали: “Не я ли?”

Он же, в соль обмакнув кусок хлеба,

Подал Иуде

И сказал: “Что делаешь — делай.”

Тот же, съев кусок, тотчас же вышел:

Дух земли — Сатана — вошел в Иуду -

Вещий и скорбный.

Все двенадцать вина и хлеба вкусили,

Причастившись Плоти и Крови Христовой,

А один из них земле причастился

солью и хлебом.

И никто из одиннадцати не понял,

Что сказал Иисус,

Какой Он подвиг возложил на Иуду

Горьким причастием.

Так размышлял однажды некий священник

Ночью в древнем Соборе Парижской Богоматери

И воскликнул:

“Боже, верю глубоко,

Что Иуда — Твой самый старший и верный

Ученик, что он на себя принял

Бремя всех грехов и позора мира,

Что, когда Ты вернешься судить землю,

И померкнет солнце от Твоего гнева,

И сорвутся с неба в ужасе звезды,

Встанет он, как дымный уголь из бездны,

Опаленный всей проказой мира

И сядет рядом с Тобою!

Дай мне знак, что так будет.”

В то же мгновенье