Читать «Самая мерзкая часть тела» онлайн - страница 52

— Подставили, не ведал, обманули…

В тот же вечер, словно артековец, Тимур на пионерской «Жиге», зарулил младший Швец-Царев во двор кукольного театра. Поднялся на третий этаж, у свежеокрашенного косяка кнопку звонка нажал, вошел в чужую, холодную переднюю и на домашний коврик поставил картонную коробку из-под прокопьевского "Беломора":

— Вот, — сказал, моргая чистыми, невинными глазами. — Взгляните. Тут купить предлагают. Не ваше ли, случайно?

Без толку! Не помогло.

— Под суд! В тюрьму! — сурово требовала хранительница великих традиций, бабка — сама себе флагшток и красное полотнище, председатель областного комитета ветеранов войны и труда. — В колонию строго режима.

Уже и следствие закончилось, и суд. Симкино имя исчезло, улетучилось, не фигурировало в материалах дела вообще, никак, совсем, а комиссарша все лютовала. Свистела шашка, копыта били.

— Никакой ему пощады. Гниль вырвать с корнем. Железом выжечь. Метлою вымести.

И опять отец не сдал. Спас. В армию отправил, пристроил дурня в спортроту МВД.

— Ничего, — за ужином накатил законную и подобрел, — хорошая строка в биографии, не помешает.

То есть Василий Романович верил в свое семя. Надежды не терял. Остепенится, дайте только срок.

Теперь-то уж точно припаяют.

— Суши сухарики, Митяй, — брат напоследок посоветовал и положил трубку. От смеха потный и счастливый. Рубаха прилипла к заду и шлица оторвалась спереди — вот как повеселился.

А у Малюты никто не отвечает. Вода льется в ванну, вермут в пасть, звоночек телефонный, словно серенькая мышка, бьется в замкнутом пространстве, а дырочку, в санузел вход, найти не может.

"Прячется, и хрен с ней", — внезапно решает Сима. Действительно, какой смысл суетиться, у него же алиби. Стопроцентная отмазка. И даже хорошо, что не дозвонился. И не надо. Все и без идиотки ситной будет тити-мити.

— Люба, — уже из прихожей орет Дмитрий Васильевич. Ногой под вешалкой шарит, одна рука в рукаве куртки, другая никак попасть не может в парное отверстие, — где мои ботинки, Люба, где ботинок?

Ох, не просто так сегодня он ей привиделся. Под утро, среди синих корабликов рассвета явился бритый, черный. Весь в колючках. На макушке густые, жесткие, на подбородке редкие, злые, а на щеках пушок, совсем еще детский. Вот ужас, проснулась и два раз перекрестилась.

— На, — Люба выносит из ванной пару серых туфель, еще блестящих от влаги и тепла.

Хрясь, разорвал чухонскую подкладку, по шву от проймы рукава до пояса.

— Митя! Неужто так пойдешь? Давай зашью.

Да разве остановишь? Выскочил, вылетел, унесся, и только шарик выключателя качается на белой нитке, никак не может угомониться. И только-только стал затихать — звонок. Вернулся бедолага Дмитрий. Ой, какой плохой знак.

Выронил ключ, пока все тапки под вешалкой не перетрясли, не отыскался.

— Да вот же он. К Василь Романычу угодил.

И даже в зеркало не глянул, не посмотрел. Захлопнул дверь и был таков. Ну, все, теперь уж точно быть беде.

Что за глупости? Позавчера промыл карбюратор, как крутится. Машина-зверь. Хоть с места сразу третью врубай.